56 
— Вы считаете, что кубинцы могли работать на заказ, совершая вчерашнее покушение?
— Уверенности нет, хотя это и возможно.
— В таком случае, — продолжал Малко, — можно, видимо, что-то предпринять. Ведь если мы станем отсиживаться, сложа руки, кончится тем, что нам придется провожать Кирсанова на кладбище.
— К чему вы клоните?
— Едем в посольство, там объясню.
* * *
Сидевший без пиджака Малко взглянул на синее небо. Вот уже в течение нескольких часов, запершись в saferoom[5] американского посольства, он работал у терминала счетно-вычислительной машины. На другом конце находилась ЭВМ Лэнгли, в запоминающее устройство которой были введены все сведения, касающиеся офицеров-оперативников советского блока.
В замочной скважине повернулся ключ, и вошел Джеймс Барри.
— Кончили? Если нет, мне придется поставить в известность службу обеспечения безопасности.
— Мне кажется, я что-то нашел, — ответил Малко. — Вот, взгляните.
Он протянул Барри выданную терминалом карточку кубинского офицера-оперативника, выявленного ЦРУ, некоего майора Альфонсина Ромеро, сотрудника ГУР[6], был направлен в Мадрид год назад. До того работал на Кубе в отделе по связям с участниками зарубежных освободительных движений, проходящими подготовку на Кубе. Последнюю фразу Малко подчеркнул красным: «Замечен в Мехико с известными членами ЭТА».
— Любопытно, — проговорил Джеймс Барри. — Я располагаю фотографиями всех сотрудников ГУР, замеченных здесь. Он должен быть там.
— Григорий Кирсанов, наверное, знает его, — подхватил Малко. — Он может подтвердить верность опознания.
— Кстати, не составит труда узнать, где он живет, — заметил Барри. — Раз он в Мадриде под дипломатическим зонтиком, то должен значиться в телефонном справочнике.
— Поезжайте завтра утром к Кирсанову в Моралеху. Покажете ему фотографии. Потом надо будет отвезти его к Исабель с нашей охраной. Не хотелось бы, чтобы они заявились в Моралеху.
* * *
Малко толкнул дверь своего номера в «Рице» и остановился, чрезвычайно приятно удивленный. Исабель дель Рио читала, устроившись в кресле, в черных грации, чулках и туфлях. Волосы она собрала узлом по моде начала века, с ушей свисали длинные подвески, лицо накрашено с нарочитой аляповатостью. Примерно в таком виде она ждала его в Севилье, в номере «Альфонса XIII».
Поднявшись при его появлении, она направилась к нему, играя бедрами.
— Здравствуй, любовь моя!
На полу лежал раскрытый чемодан: она приехала прямо из аэропорта, во власти эротических грез.
Увлекаясь игрой, Малко не противился.
Осыпая его поцелуями и ласками, она сняла с него одежду.
— Сегодня я буду твоей рабой! — прошептала она.
Если бы ее слышал Кирсанов!..
Она нежно что-то шептала ему на ухо, продолжая ласкать, потом медленно опустилась на ковер. Она прекратила ласки, лишь когда почувствовала, что он с трудом сдерживается. Она встала, пошла к кровати, на ходу вытащив из чемодана целый ворох шелковых шарфов, и ничком улеглась на постель, раскинув руки и ноги.
Малко оставалось лишь сделать то, чего она хотела.
С помощью шарфов он привязал ее запястья и лодыжки к изголовью и изножью кровати, попортив при этом гостиничное имущество «Рица», не приспособленное к такого рода забавам.
Опустившись на колени сзади, Малко начал ее возбуждать. По мере того, как Исабель приближалась к вершине наслаждения, ее круглые ягодицы все более твердели, колыхание бедер все усиливалось, каждая мышца в ее теле приходила в движение.
Вдруг, пронзительно вскрикнув, она рванулась, пытаясь сомкнуть ноги, — это произошло непроизвольно...
Но шарфы держали ноги крепко. Тогда она принялась вырываться из шелковых уз, выкрикивая с мольбой:
— Возьми меня! Сейчас возьми!
Но Малко продолжал свою дьявольскую игру. Она была как одержимая. Наконец, не в силах более сдерживаться, он с рассчитанной медлительностью взял ее. Затем он приподнялся чуть выше.
Исабель сразу напряглась, забила ногами, точно плыла кролем.
— Нет!
Малко неумолимо надавил, исторгнув у нее дикий крик:
— Нет! Перестань! Мне больно!
Она отчаянно барахталась и извивалась, насколько позволяли путы.
Не обращая внимания на постепенно затихающие мольбы, он начал мерно двигаться. Болезненные вскрики становились все реже, а затем приобрели иное звучание. Вдруг она крикнула охрипшим, не своим голосом:
56 
