— Так как же мы будем его искать? — спросил Джастин.
— А ты точно не сможешь добыть еще какую-нибудь информацию? Спросить у мамы?
— Точно нет. Она ни разу не упоминала об этом с той самой ночи. Думаю, она надеется, что я забыл. Если я об этом заговорю, она тут же потащит меня к моему психоаналитику, а потом побежит к своему. Она перепугается до смерти.
— Да, так не годится, — согласился Дэвис. — Нельзя допустить, чтобы она что-то заподозрила.
— Вот именно. Если она что-нибудь об этом узнает, то меня посадят под домашний арест, а вас — за решетку.
— Тогда я попробую что-нибудь сделать. Несколько лет тому назад я обращался в одно детективное агентство… — сказал он и замолчал.
Джастин хмыкнул.
— «Золотой значок»? То самое, которое потом поручило Сэлли Барвик меня фотографировать? У них теперь тоже судебный запрет на приближение к нашей семье. Мама постаралась. — Он покопался в рюкзаке, достал тетрадку и стал листать ее, искать что-то среди конспектов и умело сделанных рисунков. — Я дам вам координаты человека, на которого работала раньше Сэлли Барвик. У него офис в центре. А наш «мистер Кэш», как вы помните, тоже жил в центре. — Он написал что-то на тетрадном листке, вырвал его и протянул Дэвису. Тот сунул бумажку в карман.
— Ты общаешься с Сэлли Барвик? Чем она сейчас занимается?
Джастин пожал плечами.
— Понятия не имею.
Дэвис не стал его больше расспрашивать. На Сэлли ему было, в общем-то, наплевать.
— Ты каждый день в школу на велосипеде ездишь?
— Да, пока холодно не становится.
— Когда мне удастся что-нибудь выяснить, я повешу на окно своей комнаты на втором этаже, крайнее справа, лист белой бумаги. Поглядывай. Как увидишь знак, звони мне на мобильный. И не пользуйся своим телефоном. Если твоя мама обнаружит мой номер в списке набранных — все кончено.
— Хорошо, — сказал Джастин. Он проверил, хорошо ли застегнута молния на рюкзаке, и открыл дверь машины.
— Джастин! — окликнул его Дэвис. Джастин поставил обе ноги на край асфальта, где уже начиналась трава, и обернулся. — То, что ты говорил о собственном «я», о мыслящем существе, отделенном от мыслей, об одном сознании в двух разных телах…
Мальчик покраснел:
— Это так, мыслишки, которые меня занимают. Со знакомыми я стесняюсь об этом говорить, так что когда выпадает возможность…
— Что ж, ты умный молодой человек, — сказал Дэвис. Он почему-то с трудом произнес эти слова. Глаза увлажнились, в носу закололо. Он хотел было сказать, что гордится им, но вовремя сообразил, как глупо и неискренне это прозвучит.
Джастин пожал плечами и покосился на Дэвиса, тому показалось — с некоторым смущением.
— Да уж, умный, — сказал Джастин. — И поэтому меня фиг поймаешь.
64
С тех самых пор, как Большой Роб ушел из полиции и занялся частным сыском, его крошечный офис ни в чем не изменился. Стены были того же розоватого цвета. Когда он только открывался, мебели было уже двадцать лет — теперь почти сорок, так что это был уже практически ретро-шик. На полу лежал ковролин, не для жилых помещений, а такой, как в универмагах. На нем были ясно видны отметины тысяч ног, а пятна от кофе Большой Роб собственноручно оттирал мокрой тряпкой и жидкостью для мытья посуды. На шкафу с документами стоял пыльный кубок команды полиции Чикаго по боулингу, словно статуя на постаменте.
— Признаться, доктор Мур, меня удивляет, что вы пришли ко мне.
— Что ж тут удивительного?
Робби пожал плечами.
— Видите ли, я вас едва знаю, и все же у меня такое ощущение, будто мы вместе пережили не самые приятные моменты нашей жизни.
— Насколько я понимаю, Фил Канелла был вашим другом, — сказал Дэвис Мур.
— Да, был. И примите мои соболезнования по поводу смерти жены.
Дэвис кивнул. Он был рад, что эта необходимая часть разговора так быстро закончилась, и перешел к делу:
— Я ищу одного человека. Мне мало что о нем известно. Я хочу, чтобы вы раздобыли мне его имя и адрес.
Робби, опершись на руку, встал из-за стола. Мужчина его габаритов по тесной каморке его офиса прохаживаться, разумеется, не смог бы. Ну так он хоть постоит. Робби поинтересовался:
— Кого искать?
Дэвис достал из кармана небольшой блокнот. Он исписал несколько страниц, чтобы как-то упорядочить все известное об этом «одном человеке».