Доминик Сильвен
Когда людоед очнется
Шел я как-то мимо леса,
Совы там кричат: «Ух! Ух!»
Я-то сразу догадался:
«По башке ему — бух-бух!»
А я раз — и был таков!
Шел я как-то мимо леса,
Дятлы там стучат: «Тук! Тук!»
Я-то сразу догадался:
«Посади его в сундук!»
А я два — и был таков!
Акадийская [1] считалка
*
Пряный аромат магнолий напоил Хармони-стрит благоуханием, но девушка чувствовала только запах перегара, которым разило от паршивого коротышки, притиснувшего ее к стенке фургона.
— Ты, больной, отвали!
— Куда ж мне без сиделочки вроде тебя!
Она не верила своим ушам. На что рассчитывает средь бела дня вонючий хорек в гавайке, да еще и росточком с Микки-Мауса? На севере зловещей горой клубились лиловые грозовые тучи, но прямо над Гарден-Дистрикт солнечный столб, пробив свинцовое небо, припекал белые виллы. Из-за оград доносились обрывки музыки, голоса ребятишек, матерей семейств и нянек.
— Пойди проспись, не то я весь квартал переполошу.
Справа от нее шевельнулась чья-то тень:
— Детка, ты всерьез думаешь, что в этом квартале богатеев кому-то есть до тебя дело?
Она обернулась. Второй был заметно выше первого: не моложе сорока, в мятом костюме и черной рубашке со светлым жестким воротничком, как у проповедника, он смахивал на служителя дьявола. Она вспомнила, как ее приятель Ронни отметелил типа, пытавшегося стырить его куртку. Нацелившись хорьку прямо в лоб, она изо всех сил боднула его. И удрала, чувствуя, как из глаз снопом сыплются искры.
— Езекия! Она меня башкой ударила!
— Хорош ныть, лови ее. Я подгоню тачку, и мы ее заарканим.
Ноги несли ее сами. Сердце колотилось как бешеное, горло перехватило так, что она ощутила привкус собственной крови. И тут впереди возникла темная громадина. Девушка едва в нее не врезалась. Откуда ни возьмись, перед ней встал великан с рожей и грудью гризли. И каким-то воющим орудием в руках.
Гром прокатился над озером Понтчартрейн.
Это конец, подумала она, я еще могу наподдать хорьку, но куда мне против гризли, к тому же с бензопилой. Гарден-Дистрикт — вовсе не шикарный и безопасный жилой квартал. Это последний круг ада, которым заправляет троица демонов.
Человек-гризли бросился на нее с ревом, заглушившим вой пилы. Она лишь застонала, когда он поравнялся с ней. Но он погнался за хорьком, поспешно отступавшим к обшарпанной открытой машине. Проповедник прямо с места запрыгнул внутрь и попытался завести мотор. Вдали сверкнула молния. Карлик нырнул в машину рыбкой, что-то промычал, засучил ногами в зеленоватых штанах и застыл, словно пучок лука-порея, приложившись головой о стенку. Пила впилась в шину. Проповедник рванул было из машины, но двуногая зверюга, которую так и распирало от жира и мускулов, оказалась слишком близко. Визг пилы оборвал нечеловеческий вопль проповедника.
— Черт, так не бывает, — выговорила девушка.
Теперь она видела только спину гризли, подрагивающую в такт пиле. До нее доносились завывания лезвия, кромсавшего плоть, слишком податливую для этого жестокого мира.
Окончив резню, гризли обернулся к ней, подмигнул и спросил, как она. И тут она обнаружила, что проповедник все еще жив, но его вырвало прямо на жилет. Великан воспользовался телефонной будкой, чтобы вызвать полицию и пояснить, что он прихватил двух отморозков, пытавшихся изнасиловать девушку, — одного недомерка и зверя покрупнее.
— Я Брэд Арсено, — представился он, вешая трубку. — А тебя как звать?
— Ингрид.
— Ингрид, а дальше как?
— Ингрид Дизель.
— Не похоже на французскую фамилию.
— Я родилась в Калифорнии.
— А живешь в Новом Орлеане?
— Мы с родителями только что переехали.
— Здесь не каждый день такое творится.
— И на том спасибо.
Первая капля дождя упала ей на плечо. Вторая шлепнулась на нос. Она стерла ее пальцем и посмотрела на небо, готовое прорваться ливнем.
— Ну, сейчас хлынет, пойдем спрячемся от дождя до приезда легавых, — решил Брэд Арсено, показывая на автобусную остановку. И обращаясь к проповеднику: — Ты, не вздумай рыпаться, а не то сделаю из тебя бифштекс по-татарски. Усек?
— Ноу проблемо.
— Говори «да, сэр», дурья башка!
— Да, сэр.
— Так-то лучше, дурья башка.
Ингрид с Брэдом укрылись на автобусной остановке. Пила возле скамейки крутилась все медленнее.