66 
Капитана не было дома целых два года. До сих пор Пилар не осознавала, какое впечатление производит его присутствие на домочадцев. Она только замечала, что после отъезда капитана в доме становилось спокойно.
Карментита что-то напевала себе под нос – выражение ее пухлого лица было отсутствующим. Она предавалась воспоминаниям и жила надеждой. Бьянка была вся напряжена, и выглядела словно юная девушка – такой ее видела Пилар, когда она плясала для них, воткнув розу в черные волосы. Однако все веселье, принесенное появлением корабля капитана, портило настроение Исабельи. Пилар впервые поняла, что ее мать боится капитана.
Первый раз Пилар ощутила в себе противоречие двух чувств. Она очень хотела, чтобы капитан вернулся, и в то же время желала видеть свою мать спокойной и счастливой.
Теперь она с удовольствием вспоминала, как сидела у ног матери, наблюдая за блеском иглы в ее длинных белых пальцах, вспоминала, какой тихой радостью наполнял ее мягкий голос Исабельи. Эта радость затмевала все возбуждение, перенесенное в тайнике, и Пилар твердо решила, что всегда будет беречь и защищать мать.
Ее обуревало желание с веселым смехом бежать к берегу, чтобы первой встретить капитана, но удовольствие от возвращения отца омрачал явный страх матери. Пилар чувствовала, что желания тянут ее в одну сторону, а долг перед матерью – в другую.
Она подумала о чувствах, которые испытывают к своим родителям дети Харди. Они побаивались матери и совсем не страшились отца, поэтому, ощущая за собой какой-нибудь грешок, обычно бежали к отцу, чтобы он выгораживал их перед матерью. У них была счастливая семья, ибо, хотя леди Харди была строга, а сэр Уолтер нет, Пилар видела, что между ними нет противоречий. Они вдвоем царствовали в доме, и дети часто говорили о них как о чем-то едином: «Наши родители».
Сама Пилар не могла сказать такое. Ее отец и мать существовали каждый сам по себе. Она начинала опасаться, что не сможет любить обоих, и что ей придется ненавидеть отца, чтобы остаться верной клятве защищать мать.
Пилар стала понимать, что капитан и Исабелья так же отличаются друг от друга, как мистер Хит и мистер Пауэр. Веря одному из них, невозможно верить другому. Если мистер Хит – слуга Божий, значит, мистер Пауэр на стороне дьявола. Тем не менее, слуги королевы утверждали совсем противоположное.
Жизнь оказалась полной неразрешимых загадок. Но различия между мистером Хитом и мистером Пауэром выглядели незначительными в сравнении с теми, которые разделяли ее отца и мать.
Она поняла это, когда мать послала за ней и сказала:
– Пилар, капитан скоро будет здесь, и, когда он вернется, ты не должна говорить ему, что учишься у мистера Хита.
– Почему? – спросила Пилар.
– Потому, малышка, что ему это не понравится.
– Знаю, – отозвалась Пилар. – Он бы хотел, чтобы я ходила к мистеру Пауэру.
– Поэтому ничего не рассказывай.
– А если он спросит?
Исабелья обняла Пилар и прижала к себе.
– Ради меня, ничего ему не говори!
– Но ведь если я солгу, это будет грех, верно?
– Думаю, если ты солжешь по такому поводу, святые не сочтут это большим грехом.
– Конечно, так как они хотят, чтобы я училась у мистера Хита. – Пилар рассмеялась, внезапно поняв, как ей удовлетворить и мать, и отца. Она может солгать отцу ради матери, а потом ездить с ним верхом, болтать и смешить его, помня, что выполнила материнское желание.
Пилар прикоснулась к корсажу, под которым она носила на ленте маленький медальон, который ей дал мистер Хит. Он называл его Agnus Dei;[43] у Говарда и Бесс были точно такие же. На нем были изображены крест и ягненок.
Мистер Хит сказал ей, что медальон благословил его святейшество Папа. Его святейшество был еще одной великой личностью, о которой часто слышала Пилар.
– Это символ Христа, – говорил ей мистер Хит. – Уже тысячи лет люди носят его на шее. Ягненок и крест охранят тебя от зла, как кровь Пасхального Агнца хранила евреев от ангела-истребителя.
Поэтому, касаясь пальцами маленького диска под платьем, который, как ей внушили, нужно было носить тайно, Пилар верила, что с его помощью сможет одновременно защитить мать и наслаждаться обществом отца.
Пилар привезли к кораблю в лодке. Ей хотелось перо вой приветствовать отца.
Люди на палубе сразу ее узнали.
– Это дочурка капитана – малышка Пиллер! – весело кричали они.
Их забавляло, что человек, который ими командовал, чьему слову или жесту они беспрекословно подчинялись, кто мог засечь матроса до смерти за неповиновение, а за неосторожное слово заставить пройтись по доске над водой с завязанными глазами, питал слабость к светловолосой девчушке с блестящими темными глазками – результату одного из самых удивительных, если и не самых прибыльных подвигов во всей карьере капитана Энниса Марча.
66 
