195 
К декабрю 1895 года вышеупомянутый аппарат наконец-то обрел способность что-то видеть и слышать, и несостоявшийся юрист попадает за тюремную решетку, откуда, как утверждают фолианты по истории КПСС, он продолжал успешно руководить созданным им «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса».
После двух лет заключения Ульянова ссылают в Сибирь, где он успешно работает над революционно-пропагандистскими произведениями, пытаясь адаптировать труды Маркса и Энгельса применительно к российским реалиям.
Он при этом явно выдавал желаемое за действительное, потому что в России того времени рабочий класс был в ничтожном меньшинстве по отношению ко всему населению империи и никак не мог бы играть роль «ведущей и направляющей политической силы», а ведь именно о нем, о рабочем классе, идет речь в работах Ульянова.
Он решительно выступал против борьбы рабочих с хозяевами производств за улучшение условий труда и быта без антигосударственной ориентации такой борьбы. Ну это вполне понятно: если рабочие будут довольны своей жизнью, то кому из них придет в голову разрушать способствующий этому государственный строй, а тогда кому нужен будет этот несостоявшийся юрист с апломбом, которого хватило бы на трех Бонапартов?
Вот почему он так нервно настаивал на том, что «без завоевания политической власти пролетариат не добьется своей свободы». От понятия «рабочий класс» он плавно переходит к понятию «пролетариат», которого уж никак не волнует борьба за улучшение условий труда, а лучше бы действительно, как «по делу базарит этот самый Ульянов, все поломать к едрене-фене, а там, глядишь, можно на тех обломках классно упаковаться, даже… министрами стать, в натуре!»
Станут, станут они, «в натуре» и министрами, и директорами научных институтов, и писателями, и генералами, а потом, в конце XX века огромная и когда-то великая страна будет смиренно принимать гуманитарную помощь из-за рухнувшего «железного занавеса», потому что осадок в бочке вина должен быть там, где положено, на дне, а иначе это будет уже не вино…
А ему, думающему только об удовлетворении амбиций, порожденных комплексом неполноценности, что до всего этого? Ему бы власть…
Вот почему он писал в своей работе «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?»: «…русский рабочий, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведет русский пролетариат (рядом с пролетариатом всех стран) прямой дорогой открытой политической борьбы к победоносной коммунистической революции».
Рабочий поведет пролетариат… Он хорошо понимал разницу между ними, просто делал вид, что эта разница не суть важна для него. А разница-то огромна…
В начале 1900 года он возвращается из ссылки и вскоре уезжает за границу, где пишет свои труды, издает свою газету, пьет кофе в уютных кафе Вены, Парижа или Женевы, жуирствует и ждет своего 18 брюмера…
Он посетит Россию во время революции 1905 года, а после ее разгрома вновь уедет в более импозантные места, чтобы оттуда учить жить своих последователей и ждать, ждать, ждать…
А первого сентября 1911 года член партии социал-революционеров Дмитрий Багров выстрелом из револьвера смертельно ранил Петра Аркадьевича Столыпина (1862—1911), действительного реформатора и человека, искренне болеющего душой за свою родину, того кто на заседании Государственной думы сказал, обращаясь к депутатам от левых партий: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия».
Есть люди хаоса, и им не нужны ни великая Россия, ни великая Франция, ни любая другая страна, имевшая несчастье их взрастить, а нужны им лишь потрясения, потому что они — люди хаоса…
А может быть, и не люди.
У. Хогарт. Судьи
Первые лица
Наполеон любил повторять, что главное — это вовремя отдать приказ и проследить за его исполнением. Эпоха «Золотого века», которая продолжалась все XIX столетие и тринадцать с половиной лет XX столетия — до начала Первой мировой войны, стала, пожалуй, последней в плане насыщенности людьми, способными не только отдавать приказы, но и ставить под ними свои подписи. Коллективные же приказы всегда имеют оттенок трусливой подлости. Индивидуальные — может быть, тоже, но не всегда, и, по крайней мере, они не скрывают имени подлеца.
КСТАТИ:
«Творящие суровы. Для них блаженство — сжать в руке тысячелетия, словно воск».
195 
