Особенно,... 
102 
– А седьмая? – истерически восклицала Катарина. – Кто будет седьмой? Герцогиня Ричмондская? Герцогиня Саффолкская? Кто? И надолго ли?
Леди Герберт безуспешно пыталась ее успокоить.
– Когда король надел мне на палец обручальное кольцо, я уже тогда почувствовала, что это конец, – рыдала она. – Я не Анна Эскью, у меня нет ее мужества, чтобы мученически умереть за веру. Я не святая, я просто женщина, которая не угодила мужу.
Боясь за ее рассудок, леди Герберт позвала меня. Глаза Катарины были широко открыты, в них застыли боль и ужас. Она плакала и смеялась, вскрикивала от каждого шороха. Казалось, она действительно сходит с ума. Но Бог хранил ее.
Катарине повезло больше других жен моего отца. И причиной тому стал его возраст. Увлечение молоденькими вдовушками испарилось, как только он почувствовал себя совсем плохо. Его болезнь спасла Катарине жизнь, – ему нужна была терпеливая, заботливая сиделка.
Он подписал ордер на ее арест и согласился, что ее будут допрашивать в Тауэре, чтобы выяснить, причастна ли она к распространению запрещенных книг. Безусловно, бумагу ему подсунули в тот момент, когда его охватил гнев, а гнев его подогреть ничего не стоило, намекнув, что крамола распространилась не только по стране, но и проникла во дворец.
Пока Катарина билась в истерике у себя в покоях, король велел одному из своих придворных делать ему перевязки. Вот тут он и вспомнил о нежных руках жены.
Он спросил, где она. Ему ответили, что королева опасно заболела и не выходит из своей комнаты.
– Тогда я пойду к ней, – сказал он. И его покатили в кресле в другой конец замка, где жила Катарина. При их свидании посторонних не было – Катарина позже рассказала обо всем сестре, а леди Герберт – мне.
Я лишь могла догадываться, что, увидев ее в состоянии, близком к помешательству, с заплаканным лицом и остановившимся взглядом, отец почувствовал сострадание. Он был сентиментален, и настроение его менялось в мгновение ока. Но, даже жалея эту бедную женщину, он мог трезво рассудить, что время любовных утех для него прошло и лучше, пожалуй, иметь хорошую сиделку, чем сладострастную любовницу.
Он был настроен мирно. Сказал, что состояние ее здоровья ему не нравится и надо быстрей поправляться.
Катарина плохо помнила начало разговора. Она еще не верила в свое спасение. Но постепенно до нее стало доходить, что король не желает ее смерти. Он говорил, сколько раз был обманут женами, не понимавшими, что он мечтал о спокойной семейной жизни и требовал одного – чтобы жена любила его, была ему верна и… покорна.
Последнее слово особенно четко отпечаталось в ее мозгу.
Катарина начала успокаиваться. Появился просвет, забрезжила надежда. Ей так хотелось жить! «Покорна»… Это ее и подвело. Но появился шанс! Она знала, как быстро менялось настроение короля. Ей надо было сейчас забыть о его подписи под ордером на арест. Еще не все кончено!
Мозг ее заработал. Она уже внимательно слушала, что он говорил. Король коснулся религиозной темы. Сказал, что народ должен читать Священное Писание на родном языке, чтобы лучше понимать его смысл. Спросил, согласна ли она с ним. Вот оно что! Он давал ей возможность спасти свою жизнь, если она признает его правоту, – тогда совесть его будет чиста.
– Ваше Величество, – тихо ответила Катарина, – женщине не пристало иметь свой взгляд на столь серьезные вещи. Только супруг может мудро рассудить, что правильно, а что – нет.
Я представила себе, как недоверчиво сузились глаза отца, как они сверлили ее насквозь. Ему необходима была полная уверенность, действительно ли она целиком покорилась его воле, или в ней говорит лишь жажда выжить любой ценой.
– Святая Мария! – воскликнул он. – Не я должен учить тебя, Кейт, как перевязывать рану. Ты не только отличный врач, но и образованная женщина, способная просветить невежд.
Она стала уверять его, что тогда, в саду, всего лишь хотела помочь ему забыть о боли в ноге, переключить внимание на другое, позабавить своими рассуждениями, вовлечь в спор, но… теперь глубоко сожалеет, что вела себя столь глупо.
Катарина была умна и сказала именно то, что он желал услышать. Он нуждался в сиделке, а лучшей сиделки, чем она, ему было не сыскать.
– Что ж, любовь моя, – сказал он с улыбкой, – будем, как прежде, друзьями.
Эту битву она выиграла. Жизнь ее была спасена. Надолго ли?
* * *
Король увел Катарину к себе в покои. Она выбросила все навороченные на его ногу бинты и занялась лечением.
102 
