80 
Он отомстит этим строптивым святошам! И начался сущий кошмар. Всеми уважаемых людей подвергали унизительным и страшным пыткам. На эшафот были отправлены, наряду со многими, известный богослов Роберт Барнс и Томас Абелл, почитаемые в народе за благонравие и высокие принципы.
Я задрожала от ужаса, когда услышала, что та же участь постигла и доктора Фезерстоуна, моего первого, доброго, любящего учителя. Я даже благодарила Бога, что моя бедная мать умерла раньше, так и не узнав, что сделали с ее любимым капелланом. А вся его вина заключалась в том, что он не пожелал дать клятву верности новому Главе церкви. Я преклонялась перед этими благородными, бесстрашными людьми, и было невыносимо сознавать, что их убил мой родной отец.
Людей сжигали в таких количествах, что в Лондоне нечем было дышать – город весь был пропитан запахом горелой человеческой плоти. Улицы представляли собой бесконечную череду столбов с прикованными к ним обгорелыми трупами, пожираемыми вороньем.
Восстав против Рима, отец провозгласил себя Главой католической церкви в Англии. Он стремился не допустить проникновения в страну лютеранской ереси. И требовалась величайшая осмотрительность, чтобы не оказаться на виселице. Я думала и о своем положении, которое вновь выглядело довольно уязвимым.
Кромвель был казнен в день свадьбы отца с Катариной Хоуард. На какое-то время король успокоился, глядя влюбленными глазами на жену, похожую на невинного ребенка. Они представляли собой странную пару – пожилой тучный мужчина с красным лицом и налитыми кровью глазами, раздражительный, с перекошенным от боли лицом, когда язва на ноге особенно его донимала, и… изящное, миниатюрное создание с распахнутыми глазами, в которых светилась невинность, а где-то в глубине – жизненный опыт.
Этот желчный, разочарованный человек на глазах преобразился – казалось, она зарядила его жизненной энергией, напоила эликсиром молодости, возродив угасшую было способность любить.
Мне было тошно смотреть на этого помолодевшего любовника, не отрывавшего глаз от своей кудрявой куколки, – я не переставала думать о его неимоверной жестокости, вспоминала, как он обращался с моей матерью, а совсем недавно – с Анной Клевской.
В тот год, год смерти, как я его про себя назвала, меня постигло еще одно горе. Я боялась, что это случится, но все-таки надеялась на чудо. Чуда не произошло. Однажды ко мне прибежала моя верная Сьюзан. По ее лицу я поняла, что случилось что-то ужасное. Она остановилась на пороге комнаты, не в силах произнести ни слова.
Мне стоило большого труда заставить ее рассказать то, в чем я уже почти не сомневалась.
– Миледи, – с трудом выговорила она, – приготовьтесь к самому страшному.
– Графиня? – произнесла я, чувствуя, что вот-вот лишусь чувств. – Что с ней?
Сьюзан молчала. Я попыталась взять себя в руки.
– Это должно было случиться, – сквозь слезы произнесла она.
– Она мертва? Скажи мне правду!
– Она… очень страдала. От холода, больная, потерявшая сыновей… Кончились ее мучения.
– А я так и не была у нее.
– Это ничего бы не изменило, поверьте, – горестно покачав головой, сказала Сьюзан.
– Я только молилась за нее.
– Ей помогали ваши молитвы.
– Но за что, за что? Ее же нельзя было заподозрить в измене!
– А восстание сэра Джона Невила! Король окончательно вышел из себя.
– Да. Он убежден, что все должны любить его, а если кто-то отказывается…
– Любовь надо заслужить, – чуть слышно заметила Сьюзан.
– Но он уже и так расправился со всеми, – воскликнула я, – сколько же можно убивать, мучить, пытать? Графиня… ее-то за что?
– Она была урожденная Плантагенет…
Закрыв лицо руками, я видела ясно, как будто была там, как графиня выходит из своей камеры и медленно движется к месту казни.
– Графиня была мужественной женщиной, – сказала я.
– Она умирала тяжело.
– Почему меня не было рядом с ней?
– Вы бы этого не вынесли…
– Она… которая никому не сделала ничего плохого. Только имела несчастье родиться в королевской семье.
– Тише! – прошептала Сьюзан. – Даже у стен могут быть уши в наше время.
– Да, тяжелое время. Страшное, безумное время, Сьюзан. Скажи, она не вспоминала обо мне?
– Она до самой последней минуты думала о вас. Ведь вы были ей как дочь.
– Она хотела, чтобы я действительно стала ее дочерью… женой Реджинальда.
– Тише, умоляю вас, – снова прошептала Сьюзан, оглядываясь по сторонам.
80 
