Особенно,... 
107 
Хозяин окинул взглядом помещение, желая удостовериться, что все клиенты довольны, и вернулся к Хьюго.
– Господин Тревис редко заходил к нам, но вот в «Атлантико» он бывал каждый день…
– Obrigado, честное слово, very much, – ответил Хьюго, отпив большой глоток.
– Скажите, – снова заговорил бармен. – Вы… в какой газете вы работаете?
– О, в «Яхтинг интернешнл», это немецкое издание…
– Вы немец…
– Да… немец… по происхождению, но родился в Швейцарии…
– Скажите, сеньор, а почему столько людей интересуются кораблем сеньора Тревиса?
Несмотря на легкое опьянение, Хьюго вздрогнул.
– То есть?
– Ну… другие газеты. Час назад еще один журналист заходил, он сказал, что работает для голландского журнала. Пишет статью о «самодельных» кораблях, и ему рассказывали о каком-то Тревисе и о строящемся корабле под названием «Манта»…
Боже правый!
Его опередили коммандос Кристенсен. Грек-дилер раскололся.
– Вы им сказали про «Атлантико»?
– Да, я знаю, что Тревис там часто бывал, вместе с этим парнем – Греком, о котором сейчас пишут в газетах… Вот ведь история, а? Вас именно это интересует? В чем там дело? Мафия? Наркота?
«Врать бесполезно», – сразу подумал он. Допил пиво.
– Да, я веду расследование этих событий. Спасибо за все. Вот, всем еще по бокалу.
Он поднялся, положил пачку долларов на оцинкованную стойку.
И вышел из бара, прежде чем кто-то успел среагировать.
В баре «Атлантико» повторился тот же сценарий. Теперь он совершенно уверенно играл роль прожженного журналюги, вдохновляясь воспоминаниями о нескольких типах, которых встречал в больших отелях в Сараеве и Сплите. В большинстве своем это были неплохие ребята, вовсе нет. Но за последнее время они столько раз становились свидетелями провалов гуманитарной политики Запада, что члены колонн «Колокола свободы» казались им милыми мечтателями. Некоторые из них вообще не покидали гостиниц в Загребе, Сплите и Дубровнике, другие действительно пережили ад артиллерийских обстрелов новых четников в Сараеве, кому-то удалось добраться до лагерей военнопленных в сербской зоне летом и осенью 1992 года, кто-то сопровождал конвои ООН, прорвавшиеся в феврале, после десятимесячной блокады, в Восточную Боснию, в области, где люди, чтобы выжить, становились каннибалами.
– Вы делаете свое дело, мы – свое, вот и все, – сказал он однажды чешской журналистке, с которой провел вечер в Дубровнике. Обоим предстояло уехать – ей в Прагу, ему – непонятно куда. – Конечно, но в чем ВАШЕ дело?
– В том, чтобы больше не пропадали такие люди, как Златко.
И он показал на Златко Вириановича, сербского журналиста из газеты «Ословоение», одного из тех демократически настроенных сербов, античетников, «боснийцев», которые воевали бок о бок с хорватами и мусульманами в окруженнои столице и повсюду в Боснии.
– Не порите чушь! – насмешливо воскликнула журналистка. – Я спрашиваю, чем именно вы занимаетесь, вот и отвечайте на поставленный вопрос.
Его слегка качало от выпитого, и скрытность сдала позиции под действием водки, как будто внезапно открылся какой-то клапан.
– Скажем так: мы – честные наемники, мы боремся за справедливость и свободу. Современный вариант средневековых рыцарей, братьев по…
Молодая чешка, потрясенно глядя на него, прошептала:
– Ой, только не говорите, что вы замешаны в этом деле…
– В каком именно?
– Не прикидывайтесь идиотом. (Ее очаровательный славянский акцент окончательно разрушил его оборону.) В этой организации, о которой говорят намеками во всех уголках посольства. Колонны «Колокола свободы». Я права?
Он улыбнулся, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица.
– Нас горсточка, но скоро станет больше, мы распространимся, вирус. Скорее даже – антивирус, понимаете, ведь мы борцы с варварством и тоталитаризмом, сейчас – здесь, а потом и в других местах…
– Вы абсолютно ненормальные, – расхохоталась она. Музыка ее смеха, звонкого, как флейта, окончательно растопила лед, и он тоже рассмеялся.
– Да, мы психи. Мы думаем, что свобода и ложь – это вирус и вакцина, мы верим, что литература, биология и астрофизика – точное оружие, нацеленное на все, противное разуму, на тоталитарный бред, любой, все равно, какого цвета – коричневого или красного, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Боже, да вы совсем безумны, еще хуже, чем я думала…
107 
