64 
— Уверена, услышав все это, вы сочтите меня совершенно бесстыдной и вульгарной женщиной, но мне все равно. Я поступила как мать и как человек, в котором слишком долго копилась обида. Вот что заставило меня, когда мы втроем проклинали и осыпали отца бранью, в конце концов заявить ему: «Вы решительно настаиваете на том, чтобы сделать эту женщину вашей законной женой, а у меня есть собственный план. Я убью вас обоих прежде, чем эта женщина родит ребенка, а потом убью себя. Тогда состояние Инугами достанется Киё, даже если на него ляжет бремя позора за его мать-убийцу».
Уголки рта приподнялись в кривой улыбке, и Мацуко окинула пристальным взглядом присутствующих. Киндаити, пораженный ужасом, посмотрел на Татибана и Фурудатэ. Какая невыразимая ненависть между родной плотью и кровью, какая чудовищная картина вражды между отцом и ребенком! Ему хотелось встать и уйти прочь отсюда.
Мацуко продолжала:
— Даже отец, кажется, испугался моей угрозы. Он знал, что я из тех женщин, которые без колебаний могут пойти на такое. Вот почему его замысел сделать Кикуно своей законной женой так и не осуществился. Напуган был не только отец — Кикуно как женщина испугалась еще больше. Она была напугана до безумия, напугана так, что в конце концов не выдержала страха и сбежала, сбежала и исчезла, хотя была уже на последнем месяце. Когда мы об этом узнали, мы, все три сестры, вздохнули с облегчением и возликовали. Одного мы не знали — что отец нас перехитрил.
Вновь окинув комнату острым взглядом, Мацуко продолжила:
— Все вы знаете о трех наследных реликвиях клана Инугами, о топоре, цитре и хризантеме — ёкикотокику, и о том, что они значат для этой семьи. Вскоре после исчезновения Кикуно от одного из директоров Фонда Инугами нам стало известно, что реликвии пропали и что отец, по всей видимости, отдал их Кикуно. Я пришла в ярость. Чуть не задохнулась от гнева. И тогда я решила: хорошо же, если он задумал сыграть такую игру, я тоже буду играть нечестно, использую все средства, какие могу, какими бы они ни были безрассудными. Первое, что нам необходимо было сделать, даже если бы для этого пришлось перерыть всю землю — это выяснить, где находится Кикуно, чтобы затем вернуть топор, цитру и хризантему. Мы наняли для розыска целую армию людей. В здешнем захолустье трудно человеку исчезнуть без следа, и вскоре мы убедились, что Кикуно скрывается в отдельной комнате одного крестьянского дома в Ина и, больше того, что она благополучно произвела на свет сына за две недели до того. Мы поняли, нельзя терять ни минуты. И вот как-то ночью мы втроем отправились в крестьянский дом в Ина и напали на Кикуно.
Даже Мацуко запнулась на этом месте. Такэко и Умэко тоже вздрогнули, наверное вспомнив о том ужасном, что они совершили. Все затаили дыхание.
— Ночь была такая студеная, что даже луна словно замерзла. Земля заиндевела и блестела, как снег. Сначала мы заплатили крестьянину, у которого Кикуно снимала комнату, и велели ему и его семье уйти из дома на некоторое время. Влияние клана Инугами простиралось даже на Ина, так что никто не посмел нам отказать. Пройдя по коридору в комнату Кикуно, мы нашли ее лежащей на матрасе, в халате, она кормила ребенка грудью. Мы вошли. Мгновение она смотрела на нас в ужасе, но потом схватила стоявший рядом глиняный чайник и метнула. Чайник попал в столб, разбился вдребезги, окатив нас брызгами кипятка. Тут я совсем потеряла голову. Кикуно с ребенком на руках попыталась сбежать через веранду, я догнала ее и схватила сзади за кушак. Кушак развязался, халат ее распахнулся, но она прыгнула в развевающемся халате вниз с веранды. Только все равно я успела поймать ее за воротник, а Умэко вырвала у нее ребенка. Кикуно пыталась его отнять, в пылу схватки халат с нее свалился, и она осталась в одном исподнем. Я вцепилась ей в волосы и бросила на мерзлую землю. Там валялся бамбуковый веник, я схватила веник и принялась хлестать ее. На ее бледной коже начали проступать багровые рубцы. Потекла кровь. Такэко то и дело окатывала ее ледяной водой, которую таскала ведрами из колодца.
Несмотря на ужасную сцену, которую она описывала, Мацуко почти не выказывала никаких чувств. Лицо ее застыло, точно маска, да и голос звучал монотонно, словно она читала какие-то стихи на память. И сама эта бесчувственность заставляла слушателей явственней ощущать весь ужас происходившего. Киндаити содрогнулся — таким злом веяло от ее рассказа.
64 
