– Он был бы неплохой партией для тебя. Конечно, он не бескорыстней других… Ему нужен церковный сан и множество привилегий для его детей от предыдущего брака…
– Пусть требует все, что ему угодно. Какая разница? Все равно я не выйду за него. И почему все они просят моей руки? Не понимаю! Может быть, им еще не рассказали о том, как были несчастны мои прежние мужья?
– Ты красива и желанна для них, дочь моя, – заметил Папа.
– Нет, – ответила она, – вероятно, все гораздо проще. Я дочь Папы Римского.
– Скоро в Рим приедет Чезаре, – вдруг сказал Александр. – Наконец-то я буду счастлив видеть вас вдвоем.
Чезаре приедет в Рим! Эти слова зазвенели в ее ушах. Она подумала о возвращении безжалостного кондотьера, завоевывающего все, что лежит на его пути. И почувствовала себя пойманной, как муха в паутину. Нужно было срочно вырываться из пут, скреплявших семью Борджа.
Выход ей представлялся только один. Если бы она вышла замуж за правителя какой-нибудь отдаленной республики, то была бы вынуждена покинуть дом и жить с супругом.
Ей хотелось жить простой и счастливой жизнью.
Вот почему, когда в числе претендентов на ее руку стало упоминаться имя Альфонсо д'Эсте, она уже не старалась высмеять своего нового поклонника.
Альфонсо д'Эсте был старшим сыном герцога Феррарского. Как прямой наследник своего отца, он не мог надолго покидать свои будущие владения.
Там же мог начаться и ее путь на свободу.
Глава 4
ТРЕТЬЕ СУПРУЖЕСТВО
Услышав о планах Папы, герцог Феррарский Эркюль пришел в ярость.
Старый герцог был аристократом, а потому считал возмутительной даже мысль о том, что в благородный дом Эсте может втесаться чей-либо ублюдок.
Недавно ему исполнилось шестьдесят лет, и он не без доли дурных предчувствий подумывал о том дне, когда главой дома станет его сын Альфонсо. Эркюль слыл человеком строгих правил. Он был глубоко религиозен – в свое время даже дружил с Савонароллой – и закон гостеприимства уважал так же свято, как догматы католической веры; однако при всем своем радушии и приверженности христианству, герцог Феррарский вовсе не горел желанием породниться с семьей Борджа, нравы которой повергали его в неописуемый ужас.
Он хотел выделить Феррару из всех остальных герцогств Италии – и в самом деле превратил ее в один из важных очагов итальянской культуры. Он поощрял литературу и искусства; увлекался музыкой и театром. В его владения не раз наведывался великий архитектор Бьяджо Россетти, что не преминуло сказаться на застройке феррарских улиц.
В предложенном браке старый Эркюль находил только одну привлекательную сторону: Борджа были богаты, и если бы он все-таки снизошел до них, то мог рассчитывать на баснословное приданое. А Эркюль обожал копить деньги и ненавидел их тратить.
Разумеется, думал он, его сын Альфонсо не из тех, кого смутит порочная репутация семьи, намеревающейся породниться с ним. Альфонсо отнюдь не отличался сколько-нибудь притязательным нравом – Эркюль ума не мог приложить, каким образом ему удалось вырастить такого наследника. Казалось, у того не было иных желаний, как только проводить дни в литейной мастерской, экспериментируя с новыми образцами пушек, а ночи – с женщинами, причем выбирать самых безродных. Его любовные похождения были овеяны скандальной славой.
Если не считать унаследованной от отца любви к музыке, Альфонсо ничем не выдавал своей принадлежности к фамилии Эсте. Его брат Ипполит был бы куда более достойным наследником; правда, второй сын старого герцога носил кардинальскую мантию, вследствие чего имел нечто общее со всеми Борджа – он ненавидел их.
Интересно, размышлял Эркюль, где сейчас пропадает Альфонсо? Вне всяких сомнений – в своей литейной мастерской, возится с пушками и мортирами. Может быть, они однажды пригодятся ему. Кто знает? Пожалуй, нужно сходить к Альфонсо и рассказать о чудовищном предложении Папы. Но будет ли какой-нибудь прок? Альфонсо ухмыльнется, пожмет плечами и проведет полночи с какой-нибудь пухленькой служанкой, которой в конце концов сделает ребенка, как это неоднократно бывало в прошлом. Какой толк от таких бесед?
Герцог Эркюль все не решался поговорить со старшим сыном.
Увы, недавно он понял, что с годами его дети становились неуправляемы. Неприятное открытие – неужели оно суждено всем старикам? Ипполит, стройный и привлекательный, терпеть не мог свою кардинальскую мантию. Ферранте, третий сын герцога, был настолько необуздан, что уже никто и не удивлялся его бесконечным сумасбродствам. Сигизмунд казался уж слишком невозмутимым юношей – ему явно не хватало честолюбия, которым отличались его братья. Исключение составлял только Юлий, во многом напоминавший отца в молодости, – жизнерадостный и красивый, любимец женщин.