Я обнаружила, что Робер восхищается императоров Наполеоном III, племянником того знаменитого Наполеона, который женился на блистательной Евгении. Жерар относился к нему менее восторженно.
— Он понимает, что нужно народу, — утверждал Робер.
— Он слишком увлечен идеей величия Франции, — возражал ему Жерар. — Он жаждет власти. Он — повторение своего дяди.
— Его дядя сделал Францию великой державой, — настаивал Робер.
— И кончил на Эльбе и острове Святой Елены.
— Это была случайная неудача.
— У него всегда неудачи, — сказал Жерар.
— Но ты должен признать, император сделал много хорошего. Он способствовал развитию общественных работ, он снизил цены на хлеб.
— О, да. Он заботился о благе Франции, я не спорю, — обернувшись ко мне, Жерар спросил: — Мы, наверное, наскучили тебе своими разговорами о политике?
— Ничего подобного, — заверила я его. — Я вижу, насколько невежественна в этом, и рада хоть чему-нибудь поучиться.
— Просто некоторые из нас несколько обеспокоены, — продолжал Жерар. — Мне не нравится то, что сейчас у нас происходит с Пруссией. Я думаю, Император недооценивает ее возможности.
— Ерунда, — заявил Робер. — Крошечное германское государство! Смешно даже предположить, что оно сможет устоять перед Францией.
— Император прекрасно знает, какие унижения нам пришлось претерпеть после Венского конгресса. — Жерар обернулся ко мне. — Это было сразу же после разгрома Наполеона I. Мы находились тогда в самом плачевном положении.
— Да, это верно, — согласился Робер. — И император хочет, чтобы Франция снова стала великой. Он хочет изменить баланс сил, сложившийся в Европе.
— Он был доволен альянсом с Англией после Крымской войны, — сказал мне Жерар. — А за этим последовала война с Австрией, как результат попытки выкинуть ее из Италии.
— Он показал себя великим военачальником при Солферине, — напомнил Робер.
— Боюсь, он зайдет слишком далеко.
— Он повысил престиж нашей страны, — настаивал Робер. — Не забывай, что Луи Филипп пал, потому что позволил Франции скатиться до уровня третьесортного европейского государства.
— Теперешний Наполеон полон решимости не допустить этого, но я боюсь, что его действия по отношению к Пруссии могут втянуть нас в крупную неприятность.
— Пруссия! — презрительно повторил Робер.
— И с ней надо считаться, разве они не пытаются посадить Гогенцоллерна на испанский престол?
— Ну уж этого-то император им никогда не позволит.
— Если сумеет их остановить, — заметил Жерар. — Нам только остается надеяться, что вся эта затея лопнет. Нам не нужно никаких неприятностей с Пруссией. Вино замечательное, дядя Робер.
— Я рад, что ты его оценил. Как продвигается твоя работа?
— Неплохо. Скоро мне придется вернуться в Париж. Кстати, Ноэль, Петерсон всерьез настроен писать твой портрет.
— Почему бы тебе не согласиться? — спросила Анжель. — Тебе ведь нравилось позировать Жерару. Было бы интересно посмотреть, что получится у Петерсона.
— Он не может смириться с тем, что мой портрет Ноэль принес мне некоторую известность, — сказал Жерар. — Ему не терпится доказать, что он сделает это лучше.
— Дай ему возможность убедиться, что он не прав, — сказала Анжель.
Я сказала, что поеду с удовольствием.
— Нельзя ли Мари-Кристин поехать в Париж вместе со мной? И мадемуазель Дюпон тоже могла бы поехать, чтобы Мари-Кристин не пропускала уроков. В прошлый раз она так расстроилась, что ее оставили.
— Она очень привязалась к вам, — сказала Анжель. — Я рада этому. Не вижу причин, почему бы ей не поехать.
— С нетерпением буду ждать этой поездки, — сказала я.
— Тогда решено. Когда ты собираешься ехать, Жерар?
— Думаю, в начале следующей недели. Это тебя устраивает, Ноэль?
Я сказала, что да.
Когда я сказала Мари-Кристин, что еду в Париж на следующей неделе, ее лицо вытянулось. Я поспешила добавить:
— Не хочешь ли поехать со мной? Мадемуазель Дюпон, конечно, тоже будет сопровождать нас, и, я не сомневаюсь, поездка будет очень познавательной.
Она бросилась ко мне и крепко обняла.
— Это я предложила им так сделать, и все согласились, что это отличная идея.
Радость Ларса Петерсона, когда я согласилась позировать ему, не знала границ.
— Я с первого же момента, как только увидел вас, понял, что должен вас написать, — сказал он. — Вот так это и бывает с художниками — вдруг понял.