Особенно,... 
37 
– Как мы можем это сделать, – спросил Генрих, – если нам неизвестно, кто истинный виновник?
– Ваше высочество, – последовал ответ, – выстрел раздался из дома, который принадлежит слуге Генриха де Гиза. Поэтому совершенно очевидно, откуда исходил приказ и кто истинный виновник. Мы должны потребовать, чтобы Генриха де Гиза привлекли к суду.
Глаза Конде блестели от возмущения, и он твердо сказал, что они правы и эти подозрения нужно высказать королю.
Генрих хранил молчание. После смерти матери он сильно повзрослел, а Конде казался ему незрелым мальчишкой. Он знал, что у дома де Гиза собрались гугеноты и требуют отмщения. В Париж на свадьбу их приехало сотни. Но они забывали, что католиков тут тысячи.
Генрих не хотел умирать, а смерть буквально витала в воздухе. Колиньи просто повезло, что он остался жив. Если бы пуля попала на дюйм-другой правее, она пробила бы ему сердце, что, наверное, И было целью стрелка.
Генрих сказал:
– Мы окружены врагами. Откуда мы можем знать, что у них на уме?
Гугеноты обратили взоры к Конде. Они решили, что король Наварры слишком легкомыслен, у него на уме одни забавы, он думает только о женщинах, а не о борьбе за их дело.
Генрих почувствовал это отношение к себе, но вдруг ему показалось, что будет совсем неплохо, если такое мнение о нем сложится повсюду.
Колиньи попытались убить потому, что он был признанным вождем. И может, спокойнее будет житься тому, кто будет лишен качеств вождя?
Смерть витает в воздухе, а жизнь между тем так прекрасна!
Остаться в стороне ему было непросто. Он был королем Наварры, сыном королевы Жанны, бывшей уважаемым лидером гугенотов. И теперь, когда Колиньи лежал раненным, все смотрели с надеждой на него, Генриха.
Он устал, и ему хотелось отдохнуть, но члены делегации продолжали стоять у дверей его спальни. Они побывали у короля и королевы-матери, все им рассказали, потребовали арестовать Гиза.
– Ну и это сделали? – спросил Генрих.
– Нет, ваше высочество. Гиз все еще на свободе. Но королева-мать очень обеспокоена, а король, как кажется, вне себя. Мы заявили о нашей твердой решимости добиваться правосудия.
Генрих вздохнул. Он чувствовал, что они многого не понимают.
– Уже поздний час, – сказал он, позевывая.
Члены делегации обменялись взглядами. Как он может говорить о сне, когда их горячо любимого адмирала чуть не убили?! Ну что за человек этот Генрих Наваррский!
– Ваше высочество, нам надо выработать план действий. Мы хотим завтра собраться у дома адмирала.
– Завтра у нас будет много дел, так что сейчас самое время отдохнуть, – отстраненным голосом произнес Генрих. – Скоро должна прийти моя жена.
Но гугеноты не уходили, а стояли группами, и было ясно, что без прямого приказа они не уйдут. Он не был уверен, что такой приказ следует отдавать, потому что атмосфера в городе была крайне накаленной. Возникла напряженная тишина. В чем дело? Марго что-то слишком задержалась у своей матери, но скоро должна была появиться, и тогда гостям придется уйти.
Гугеноты продолжали горячо обсуждать попытку покушения на адмирала, в шоке оттого, что он едва не лишился жизни.
Как бы поскорее уехать в Беарн, думал Генрих. Сможет ли он объяснить Марго, что им надо покинуть Париж, а если она воспротивится его планам, не уехать ли ему одному?
Марго наконец пришла, заметно чем-то сильно встревоженная. Она бросила взгляд на собравшихся в покоях гугенотов, но едва ли по-настоящему поняла, кто это.
– Что-то случилось? – спросил ее Генрих.
– Я не знаю, – ответила она, и в ее глазах застыл необычный для нее испуг.
– Ложись спать, – велел он.
Марго зашла за портьеру, к своим служанкам, а Генрих вернулся к гостям. Он вдруг почувствовал, что совсем не хочет спать. Он прислушался к их разговору, потом присоединился к нему, но все его мысли были заняты не тем, чтобы привлечь виновных к суду, ему хотелось понять, что за всем этим стоит. Кое-что открыла Марго.
Когда Генрих понял, что она легла, он подошел и распахнул занавески. Она лежала с широко открытыми глазами и смотрела на него.
– Не знаю, но происходит что-то странное. Я чувствую, что-то не так. Все вокруг шепчутся, и я решила, что есть какой-то секрет, который скрывают от меня. Я пожелала доброй ночи моей сестре Клод, а она обвила меня руками и разрыдалась. Умоляла меня не уходить.
– Не уходить – куда?
– Сюда, в эти покои… к тебе.
37 
