64 
Во время жизни в Беарне Марго не делала никаких уступок гугенотам и регулярно слушала мессу, а Генрих и его сестра Екатерина посещали гугенотские богослужения. Сам Генрих не отличался религиозным пылом, но считал своим долгом делать то, что от него ждут его подданные. Екатерина, которая оставалась ревностной гугеноткой, стала настоящей красавицей, что отчасти объяснялось ее вспыхнувшей любовью к Шарлю де Бурбону, графу Суассонскому, который отвечал ей взаимностью. Она собиралась, когда станет постарше, выйти за него замуж, и эта мысль наполняла ее радостью.
Двор перебрался в По – самый пуританский город в Наварре. Марго По не нравился, потому что здесь к ней относились хуже, чем где-либо еще, и это ее выводило из равновесия. С особенным неодобрением на нее смотрел секретарь короля Жак Лалье. У него вызывало неудовольствие, что король так много позволяет своей жене. Генрих и сам не отличался добродетельностью, но он был мужчиной и королем. А то, что и королева пользовалась такой же свободой, казалось Лалье предосудительным. Однако главным ее прегрешением было то, что она исповедовала католическую веру и, приехав в Беарн, регулярно вместе со своими друзьями слушала мессу.
На Троицын день Марго отправилась в часовню в замке, где должна была состояться месса. Часовня была небольшой, и месса всегда проходила в тайне, но Марго настояла на ней, а король по своей уступчивости не возражал.
В часовне собралось несколько крестьян, которые продолжали оставаться верными католической вере, и все было готово к мессе. Прибыли Марго и несколько ее друзей, но, так как часовня была слишком маленькой, всем в ней места не хватило.
Тогда Марго спросила, кто они такие и зачем сюда пришли, а предводитель католиков упал перед ней ниц и сказал:
– Ваше высочество, мы уже несколько лет не слушали мессы. Не прогоняйте нас сейчас.
– Бедняги! – воскликнула Марго. – Конечно, я не стану вас прогонять. Но не надо прятаться. Входите и слушайте мессу вместе со мной.
Они поблагодарили ее за доброту, и месса началась.
Мадемуазель де Ребур, которая всегда искала возможности досадить королеве, выследила их, побежала прочь и, к счастью для нее, встретила неподалеку от часовни Жака Лалье. Она собиралась рассказать королю, что его подданным разрешают слушать мессу, но знала, что Генрих не любит доносы и вряд ли что-то предпримет, но, увидев Лалье, решила, что сделает хуже для королевы, если все расскажет ему.
– Месье Лалье, – сказала она, – я только что была рядом с часовней. К моему удивлению, в По открыто слушают мессу.
Лицо Лалье налилось кровью от ярости.
– Не может быть! – воскликнул он.
– Но все именно так. Если вы пройдете к часовне, то сами все увидите.
Лалье позвал нескольких стражников, которые располагались неподалеку, и они отправились к часовне.
Королева воскликнула:
– Что все это значит, месье Лалье?
– Это значит, ваше высочество, что королевские подданные повинны в идолопоклонстве. – И крикнул стражникам: – Арестуйте этих людей!
Католики пытались протестовать, но ничего не могли поделать со стражниками, их арестовали и начали избивать, а Марго в ярости кричала на Лалье, что он не имеет права так действовать и будет за это жестоко наказан, если немедленно все не прекратит и не принесет извинений.
Лалье, не обращая на нее никакого внимания, приказал отвести несчастных католиков в тюрьму.
– Я не смирюсь с таким неуважением! – заявила Марго.
– Тебе не следует вмешиваться в дела этой земли, – ответил Генрих.
– Но я королева.
– Да, а я король.
– И ты можешь спокойно смотреть, как твоих подданных избивают и сажают в тюрьму только за то, что они другой веры?
– Мне это не нравится, но я не могу не видеть, что сейчас какая-то терпимость необходима.
– И позволяешь этому хаму избивать твоих подданных?
– Марго, будь благоразумной.
– Я в долгу перед этими людьми. Они просили у меня разрешения послушать мессу, и я пообещала им мое заступничество. Требую, чтобы их освободили и чтобы этого хама отрешили от должности.
– Он мой лучший секретарь.
– Он – самая большая скотина в твоем королевстве.
Генрих взял ее за плечи и встряхнул:
– Послушай, Марго. Различия в вере раздирают нашу страну на части. Половина Франции хочет молиться так, другая – иначе. Мне самому все равно, как люди молятся. По-моему, высшей религиозности можно достичь, если быть терпимым к тому или иному учению.
64 
