Ленинград
Переписано 12 апреля 1942 г.
в Ташкенте для И.В. Штока
ЭПИЛОГ
- Так под кровлей Фонтанного Дома,
- Где вечерняя бродит истома
- С фонарем и связкой ключей, —
- Я аукалась с дальним эхом,
- Неуместным тревожа смехом
- Непробудную сонь вещей.
- Я свидетель всего на свете,
- На закате и на рассвете
- Смотрит в комнату старый клен,
- И, предвидя нашу разлуку,
- Мне иссохшую, черную руку,
- Как за помощью тянет он.
- А земля под ногами горела
- И такая звезда глядела
- В мой, еще не брошенный дом,
- И ждала условного звука…
- Это где-то там – у Тобрука,
- Это где-то здесь – за углом.
- Ты мой грозный и мой последний,
- Светлый слушатель темных бредней:
- Упованье, прощенье, честь.
- Предо мной ты горишь как пламя,
- Надо мной ты стоишь как знамя
- И целуешь меня как лесть.
- Положи мне руку на темя,
- Пусть теперь остановится время
- На тобою данных часах.
- И. . .
- И кукушка не закукует
- В опаленных наших лесах.
* * *
И только сегодня мне удалось окончательно формулировать особенность моего метода (в Поэме). Ничто не сказано в лоб. Сложнейшие и глубочайшие вещи изложены не на десятках страниц, как они привыкли, а в двух строчках, но для всех понятных.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
* * *
30 июня 1955 Ахматова приехала ко мне…
Как всегда, очень проста, добродушна и в то же время королевственна. Вскоре я понял, что приехала она не ради свежего воздуха, а исключительно из-за своей поэмы. Очевидно, в ее трагической, мучительной жизни поэма – единственный просвет, единственная иллюзия счастья. Она приехала – говорить о поэме, услышать похвалу поэме, временно пожить своей поэмой. Ей отвратительно думать, что содержание поэмы ускользает от многих читателей, она стоит за то, что поэма совершенно понятна, хотя для большинства она – тарабарщина… Ахматова делит мир на две неравные части: на тех, кто понимает поэму, и тех, кто не понимает ее.
Корней Чуковский. Из Дневника
- Час мужества пробил на наших часах,
- И мужество нас не покинет.
* * *
Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде.
Анна Ахматова. «Коротко о себе»
* * *
В блокаде (до 28 сент<<ября>> 1941)
Первый день войны. Первый налет. Щели в саду – Вовка у меня на руках. Литейный вечером. Праздничная толпа. Продают цветы (белые). По улице тянется бесконечная процессия: грузовики и легк<<овые>> машины. Шоферы без шапок, одеты по-летнему, рядом с каждым – плачущая женщина. Это ленинградский транспорт идет обслуживать финский фронт. Увоз писательских детей. Сбор в … переулке у союза. Страшные глаза неплачущих матерей.
Крупные деньги вывезены из города (ответ в банке).
Моряки с чемоданчиками идут на свои суда. Все писатели уже в военной форме. Похороны «Петра» Рaст<<релли>> и статуй в Летнем <<Саду>>. Первый пожар. Я – по радио из квартиры М.М. З<<ощенко>>.
Тревога каждый час. Город «зашивают» – страшные звуки.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
* * *
В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолете в Москву.
Анна Ахматова. «Коротко о себе»
КЛЯТВА
- И та, что сегодня прощается с милым, —
- Пусть боль свою в силу она переплавит.
- Мы детям клянемся, клянемся могилам,
- Что нас покориться никто не заставит.
Июль 1941
Ленинград
* * *
До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.
Анна Ахматова. «Коротко о себе»
* * *
- И в памяти, словно в узорной укладке:
- Седая улыбка всезнающих уст,
- Могильной чалмы благородные складки.
- И царственный карлик – гранатовый куст.
16 марта 1944
В ТИФУ
- Где-то ночка молодая,
- Звездная, морозная…
- Ой, худая, ой, худая
- Голова тифозная.
- Про себя воображает,
- На подушке мечется,
- Знать не знает, знать не знает,
- Что во всем ответчица,
- Что за речкой, что за садом
- Кляча с гробом тащится.
- Меня под землю не надо,
- Я одна – рассказчица.
1942