Такой мой быт, состоящий, главным образом, из голода и холода, был еще украшен тем обстоятельством, что сына, уже побывавшего в вечной мерзлоте Норильска и имеющего медаль «За взятие Берлина», начали гнать из аспирантуры Ак<<адемии>> н<<аук>>… причем было ясно, что беда во мне…
Таким образом, мне была предоставлена возможность присутствовать не только при собственной гражданской смерти, но даже как бы и при физической. Люди просто откровенно не хотели, чтобы я была жива. Так и говорили: «Я бы умер».
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
* * *
Сегодня мой страшный день. Которая-то годовщина ареста Левы (1949). Тогда никто не думал, что осталось так мало лет (3 <<года>>), ужас. Ужас впивается в тело и делается им. Как чудовище у Данта. Человеку кажется это не [моя] его рука, а рука чудовища.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
* * *
1954. 8 марта. У Всеволода Иванова (блины). Встретил там Анну Ахматову впервые после ее катастрофы. Седая, спокойная женщина, очень полная, очень простая. Нисколько не похожая на ту стилизованную, робкую и в то же время надменную, с начесанной челкой, худощавую поэтессу, которую подвел ко мне Гумилев в 1912 г. – сорок два года назад. О своей катастрофе говорит спокойно, с юмором: «Я была в великой славе, испытала величайшее бесславие – и убедилась, что, в сущности, это одно и то же».
Корней Чуковский. Из Дневника
* * *
215 лет. Смерть Баха. (28 июля 1965, Комарово)
Фантазия и фуга. Слушаю.
Боже мой… Сама Чакона!
Играет Игорь Безродный…
…но за ней не войдет человек…
Прелюдия и фуга (играет Л. Ройзман).
Вот он, колокольный звон из 17 века. Как все близко! – (и страшно…)
Еще три дня июля, а потом траурный гость – август («столько праздников и смертей»), как траурный марш, который длится 30 дней. Все ушли под этот марш: Гумилев, Пунин, Томашевский, мой отец, Цветаева… Назначал себя и Пастернак, но этого любимца богов увел с собою, уходя, неповторимый май 60 года, когда под больничным окном цвела сумасшедшая липа. И с тех пор [прошло] минуло уже пять лет. Куда оно девается, ушедшее время? Где его обитель…
1 августа
И все-таки он явился. Сегодня – Илья. Вчера всю ночь катался на своей колеснице по небу. 51 год тому назад началась та война – как помню тот день (в Слепневе) – утром еще спокойные стихи про другое («От счастья я не исцеляю»), а вечером вся жизнь – вдребезги. Это один из главных дней. Теперь пойдут августовские «юбилеи». Завтра день ареста Гумилева (3 августа). Сорок четыре года тому назад. Я узнала об его аресте на Смол<<енском>> кладбище – похороны Блока.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
АВГУСТ
- Он и праведный и лукавый,
- И всех месяцев он страшней:
- В каждом Августе, Боже правый,
- Столько праздников и смертей.
- Разрешенье вина и елея…
- Спас, Успение… Звездный свод!..
- Вниз уводит, как та аллея,
- Где остаток зари алеет,
- В беспредельный туман и лед
- Вверх, как лестница, он ведет.
- Притворялся лесом волшебным,
- Но своих он лишился чар.
- Был надежды «напитком целебным»
- В тишине заполярных нар…
- . . .
- А теперь! Ты, новое горе,
- Душишь грудь мою, как удав…
- И грохочет Черное Море,
- Изголовье мое разыскав.
27 августа 1957
Комарово
После смерти Николая Николаевича Пунина Анна Андреевна взяла на себя заботы о его «девочках» – овдовевшей в войну дочери Ирине и внучке Ане, к которой Пунин был очень привязан.
##
Сегодня мы ездили с Аней в Киев, немножко прошли по городу, по бульвару и по Крещатику. Было очень жарко, мы скоро устали и поехали в свое пристанище обедать. На обратном пути в электричке я рассказывала Ане, как ровно десять лет назад в это день мы с тобой ездили в электричке навестить полковника… и о тех тяжелых днях, которые последовали потом. Как непоправимо быстро пролетело с тех пор десять лет и как медленно ползло время до 53-го года. Мы стараемся тихо, полулежа дожить августовские дни.
Ирина Пунина – Анне Ахматовой. 22 августа 1963 г.
Это бесхитростное и вроде бы обыкновенное письмо на самом деле свидетельство драгоценное. Оно точнее, чем суждения наблюдателей со стороны, объясняет, почему Анна Андреевна до конца жизни относилась к Ирине Николаевне как к своей приемной дочери, хотя это и возмущало ее родного сына. Они вместе пробедовали пять долгих лет после того, как в 1949-м арестовали сначала (26 августа!) Николая Николаевича, а затем (в ноябре) и Льва Гумилева. После смерти Сталина появилась надежда, но Анна Андреевна суеверно боялась августа… И, видимо, заразила этим суеверным ужасом Ирину. Защищаясь от страха, они и поехали на дачу к младшему брату Николая Николаевича. Было это 22 августа 1953 года, а осенью стало известно, что 21 августа, т. е. за день до этой поездки, в лагере под Воркутой Николай Пунин умер. Впоследствии и Ахматова, и Ирина Николаевна считали, что внезапное, ничем не мотивированное желание повидать Л. Н. Пунина, с которым не общались долгие годы, возникло не просто так, что был какой-то сигнал, который колдунья Акума, так в семье Пуниных называли Анну Ахматову, почуяла.