Особенно,... 
127 
Я написала во Францию своей невестке Анне Австрийской, что в июне надеюсь разрешиться от бремени. Мы с Анной никогда не были близкими подругами, но она сама немало натерпелась от кардинала Ришелье, и это могло сделать ее более мягкосердечной. Возможно, она научилась сострадать чужим несчастьям. Сейчас позиции ее были очень сильны: она была королевой-регентшей, а рядом с ней был мудрый советчик – кардинал Мазарини. Да, пожалуй, никогда не занимала Анна столь прочного положения. Мне же отчаянно нужна была ее помощь. Может быть, если мне удастся оправиться после родов, я смогу поехать во Францию и попытаюсь достать там денег и оружие, как сделала это в Голландии?..
Очень скоро от Анны пришел ответ, и я поняла, что не ошиблась: успех и впрямь часто меняет честолюбивых людей к лучшему. Она прислала мне пятьдесят тысяч пистолей, что было весьма значительной суммой, а также все, что могло понадобиться при родах. Она писала, что отправляет ко мне мадам Перрон, свою собственную акушерку, которую искренне мне рекомендует.
Я была восхищена как добротой и любезностью Анны, так и присланными деньгами, большую часть которых немедленно передала Карлу на нужды армии.
Жарким июньским днем появилась на свет моя дочь. С первых же минут жизни она была прелестным ребенком, и, видимо, из-за того, что мы не хотели ее рождения, я полюбила ее больше, чем всех остальных своих детей.
Я даже дала ей мое собственное имя – Генриетта, а потом решила наречь ее еще и Анной – в честь королевы Франции, в благодарность за прошлое и в надежде на будущее хорошее ее ко мне отношение. Но для меня малышка всегда была просто Генриеттой.
Я очень беспокоилась за свою новорожденную дочь. Вдруг события будут развиваться не так, как год назад предполагали мы с Карлом, опьяненные счастьем встречи?
Я немедленно написала мужу. Сообщила ему о рождении дочери и попросила не верить невесть откуда взявшимся слухам о том, будто девочка родилась мертвой. Она с самого начала была очень живой и хорошенькой, и я не сомневалась, что Карл полюбит ее с первого взгляда.
Он написал мне, что ее следует крестить в кафедральном соборе Эксетера по обряду английской церкви. Дорогой Карл! Он опасался, что я решу крестить дочь в католическом храме!
Конечно, он был прав, не желая раздражать своих подданных! Думаю, прав был и доктор Майерн, считавший, что половина всех бед свалилась на Англию из-за моей приверженности к католицизму и моего стремления навязать его этой стране.
Я немедленно согласилась с пожеланиями Карла, и нашу малышку отнесли в кафедральный собор. Там был срочно сооружен королевский балдахин, но церемонии, естественно, не хватало обычной пышности.
Но какие бы страшные раздоры ни сотрясали страну, я испытывала ту светлую радость, которую чувствует любая мать, благополучно родив ребенка. Если бы Карл хоть ненадолго мог оказаться с нами, то я вообще забыла бы обо всем, что происходит за стенами моей комнаты.
Неделю спустя, когда я все еще лежала в постели, чувствуя себя страшно слабой после перенесенных страданий, ко мне примчался взбудораженный Генри Джермин.
Он без всяких церемоний закричал:
– Ваше Величество, вы в опасности! Эссекс стягивает к городу войска! Этот негодяй собирается потребовать, чтобы Эксетер сдался, иначе начнется осада.
– Тогда мы должны немедленно уехать отсюда! – вскричала я, вскакивая с постели.
– Это было бы небезопасно. Отряды Эссекса наверняка пустятся за вами в погоню, – предупредил Генри.
– Неужели он такой жестокий зверь? Неужели не знает, что я еще не оправилась после родов?! – возмутилась я.
– Ему это прекрасно известно, и он, несомненно, думает, что сейчас самый подходящий момент, чтобы сломить вашу волю, – пояснил Генри.
– Принесите мне перо и бумагу! – потребовала я. – Я напишу ему и попрошу у него защиты. Если в сердце у него сохранилась хоть капля жалости и сострадания, то он мне не откажет.
Генри подчинился, и я написала графу Эссексу письмо, в котором просила его позволить мне беспрепятственно уехать в Бат или Бристоль. Необходимость выпрашивать такую милость привела меня в негодование.
Получив же от графа ответ, я пришла в ярость. Просьба моя была отклонена. О, мне следовало лучше знать этого негодяя! И я еще умоляла его сжалиться надо мной! Эссекс написал, что намерен сопроводить меня в Лондон, где мое присутствие необходимо для того, чтобы ответить перед парламентом за начало войны в Англии.
127 
