123 
— Он словно обезумел. Таким я его никогда еще не видела. Я умоляла его хотя бы сказать, что он ищет, чтобы я могла ему помочь, и он сказал… — Она поднесла руку Моллисона к своей щеке и закрыла глаза.
— Все хорошо, Габби, — сказал Моллисон.
— Нет, не хорошо, — прошептала она. — Его лицо исказилось до неузнаваемости. Я попятилась и спросила: «Кен, что это с тобой? Что такое? Ты можешь мне сказать? Ты должен мне сказать», и тут он… он подпрыгнул. Он буквально взвился в воздух!
Он перебирал прошедшие дни, спрашивая, чем она занималась все это время. Стал обвинять, что она уничтожила доказательства, если они вообще были. Возможно, других она и не заставляла надевать на себя резинку. Да, Габриэлла?
— Так что, роясь в мусоре… он на самом-то деле искал… как будто я… — Габриэлла умолкла.
— Думаю, мы уяснили себе картину. — Хейверс побарабанила карандашом по подошве ботинка. — Вы ссорились на улице?
Там все началось, отвечала Габриэлла. Сначала Флеминг обвинял, а Габриэлла отнекивалась, но это только раззадоривало его. Она заявила, что отказывается отвечать на смехотворные обвинения, и ушла в коттедж. Флеминг последовал за ней. Она попробовала запереться изнутри, но, разумеется, у него был ключ. Тогда она ушла в гостиную и попыталась заблокировать дверь, подставив под дверную ручку стул. Ничего не вышло. Флеминг налег на дверь плечом, стул упал. Флеминг ворвался в комнату. Габриэлла забилась в угол с каминной кочергой в руке. Она кричала, чтобы он не приближался, но он не обращал внимания на ее слова.
— Я думала, что ударю его, — призналась Габриэлла. — Но потом представила кровь, сломанные кости и на что это будет похоже, если я действительно ударю. — Она медлила в нерешительности, Флеминг приближался. Она снова предостерегла его и замахнулась кочергой. — И тут он внезапно опомнился, — сказала Габби.
Извинился. Попросил отдать ему кочергу. Пообещал, что не тронет ее. Признался, что до него дошли кое-какие слухи, ему кое-что рассказали, и с тех самых пор его одолевают мысли, вьются в голове, жалят, словно пчелы. Она спросила, что ему наговорили, какие слухи? Пусть он скажет, чтобы она могла оправдаться или объяснить. Он спросил, скажет ли она правду, если он назовет имя.
— Он казался каким-то жалким, — сказала Габ-риэлла. — Беспомощным и сломленным. Поэтому я опустила кочергу. Сказала, что люблю его и сделаю все, чтобы помочь ему преодолеть все его нынешние мучения, в чем бы они ни заключались.
Тогда он назвал Моллисона. Он захотел узнать первым долгом о Моллисоне. Она удивилась этому «первым долгом» и спросила, почему он так выразился. И он опять вспылил.
— Он вбил себе в голову, что у меня была тьма любовников. Мне пришлись не по вкусу все эти обвинения. Поэтому и я отплатила ему той же монетой — пересказала грязные слухи. О нем. О Мириам. На это он отреагировал. Скандал разгорелся с прежней силой.
— Что заставило вас уехать? — спросил Линли.
— Вот что. — Она отвела назад тяжелую массу волос. На шее с обеих сторон виднелись синяки, похожие на размытые чернильные пятна. — В какой-то момент я подумала, что он меня убьет. Он был не в себе.
— Защищая миссис Уайтлоу?
Нет. Он высмеял обвинения Габриэллы как полный абсурд. По-настоящему его волновало прошлое Габриэллы. Сколько раз она изменяла Хью? С кем? Где? Как все происходило? И нечего болтать, что был только Моллисон. Это звучит смехотворно. Последние три дня он провел в расспросах. Узнал имена, места. Для нее же лучше, чтобы сведения совпали.
— Это я виноват, — сказал Моллисон. Свободной рукой он опустил волосы Габриэллы, которые снова скрыли синяки.
— Как и я. — Габриэлла поднесла к губам руку Моллисона и сказала, уткнувшись в нее: — Потому что после нашего расставания я была в отчаянии, Гай. И занималась именно тем, в чем он меня обвинил. Конечно, он преувеличил. Кто смог бы все это проделать. Но кое в чем я преуспела. И не с одним любовником. Потому что была в отчаянии. Потому что мои брак оказался фикцией. Потому что я так по тебе тосковала, что хотела умереть, и поэтому, какая разница, что со мной было и чего не было?
— О, Габби, — проговорил Моллисон.
— Извините, — Она уронила руки на колени и, подняв голову, улыбнулась дрожащей улыбкой. По щеке ее покатилась слеза, которую Моллисон вытер.
Хейверс прервала нежную сцену:
— Значит, он вас душил, так? Вы вырвались и побежали.
— Да. Так все и было.
123 
