Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
72 
* * *
- Привольем пахнет дикий мед,
- Пыль – солнечным лучом,
- Фиалкою – девичий рот,
- А золото – ничем.
- Водою пахнет резеда
- И яблоком – любовь,
- Но мы узнали навсегда,
- Что кровью пахнет только кровь…
- И напрасно наместник Рима
- Мыл руки перед всем народом
- Под зловещие крики черни;
- И шотландская королева
- Напрасно с узких ладоней
- Стирала красные брызги
- В душном мраке царского дома…
НАДПИСЬ НА КНИГЕ
Что отдал – то твое.
Шота Руставели
- Из-под каких развалин говорю,
- Из-под какого я кричу обвала,
- Как в негашеной извести горю
- Под сводами зловонного подвала.
- Пусть назовут безмолвною зимой
- И вечные навек захлопнут двери,
- И все-таки узнают голос мой
- И все-таки ему опять поверят.
* * *
- Все ушли, и никто не вернулся,
- Только, верный обету любви,
- Мой последний, лишь ты оглянулся,
- Чтоб увидеть все небо в крови.
- Дом был проклят, и проклято дело,
- Тщетно песня звенела нежней,
- И глаза я поднять не посмела
- Перед страшной судьбою моей.
- Осквернили пречистое слово,
- Растоптали священный глагол,
- Чтоб с сиделками тридцать седьмого
- Мыла я окровавленный пол.
- Разлучили с единственным сыном,
- В казематах пытали друзей,
- Окружили невидимым тыном
- Крепко слаженной слежки своей.
- Наградили меня немотою,
- На весь мир окаянно кляня,
- Окормили меня клеветою,
- Опоили отравой меня
- И, до самого края доведши,
- Почему-то оставили там.
- Любо мне, городской сумасшедшей,
- По предсмертным бродить площадям.
«Анна Андреевна приехала. Она остановилась у С.А. Толстой-Есениной… Я ее пошла провожать от Мандельштамов. Мы зашли в дом, остались одни в комнате, отведенной Анне Андреевне. Она прилегла на диван, потом сама предложила мне написать какие-нибудь свои стихи (в первый раз за все время нашего знакомства). „Ну, что вы хотите?“ Я попросила „Музу“, „Если плещется лунная жуть…“ и „От тебя я сердце скрыла…“ Она вырвала лист из альбома и на трех его страницах написала карандашом эти три стихотворения, пометив „Переписано 19 июля 1937 года. Москва“.
«А на четвертой странице я напишу вам вот что», – предложила она. Это было «Заклинание». Я не знала этого стихотворения. Она поставила дату «15 апреля 1936 года» и объяснила: «Это пятидесятилетие Гумилева».
ЗАКЛИНАНИЕ
- Из тюремных ворот,
- Из заохтенских болот,
- Путем нехоженым,
- Лугом некошеным,
- Сквозь ночной кордон,
- Под пасхальный звон,
- Незваный,
- Несуженый, —
- Приди ко мне ужинать.
ПОСЛЕДНИЙ ТОСТ
- Я пью за разоренный дом,
- За злую жизнь мою,
- За одиночество вдвоем
- И за тебя я пью, —
- За ложь меня предавших губ,
- За мертвый холод глаз,
- За то, что мир жесток и груб,
- За то, что Бог не спас.
МЫ НИ ЕДИНОГО УДАРА НЕ ОТКЛОНИЛИ ОТ СЕБЯ
- Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
- Я бы так не могла, а то, что случилось,
- Пусть черные сукна покроют,
- И пусть унесут фонари…
- Ночь.
15 марта 53
…Вокруг бушует первый слой рев<олюционной> молодежи, «с законной гордостью» ожидающий великого поэта из своей среды. Гибнет Есенин, начинает гибнуть Маяковский, полузапрещен и обречен Мандельштам, пишет худшее из всего, что он сделал (поэмы), Пастернак, умирает уже забытый Сологуб (1927 г.), уезжают Марина и Ходасевич. Так проходит десять лет. И принявшая опыт этих лет – страха, скуки, пустоты, смертного одиночества – в 1936 я снова начинаю писать, но почерк у меня изменился, но голос уже звучит по-другому. А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, кот<орый> чем-то напоминает апокалипсического Бледного Коня или Черного Коня из тогда еще не рожденных стихов…
Возврата к первой манере не может быть. Что лучше, что хуже – судить не мне. 1940 – апогей. Стихи звучали непрерывно, наступая на пятки друг другу, торопясь и задыхаясь: разные и иногда, наверно, плохие.
72 
