85 
— После завтрака мы должны сразу же выехать. Ваша мать будет беспокоиться. Вы не боитесь ехать на гнедой?
— Нисколько. Это произошло по моей неосторожности, следовало быть более внимательной. Бедное животное измучилось на этой каменистой тропинке.
— Да, вы слишком хорошая наездница для того, чтобы вам помешал какой-то осколок.
Мы позавтракали, как принято во Франции: кофе с булочками, маслом и медом. Я чувствовала себя нормально, за исключением легкой скованности в движениях.
Он посмотрел на меня немного озабоченно.
— А головокружение совсем прошло? — Я кивнула.
— Ваши ушибы будут еще некоторое время напоминать вам о случившемся.
— Я буду помнить об этом и после.
— Мы оба этого дня не забудем, правда?
— Так вы тоже будете помнить?
— Конечно.
Он поехал вперед, так как дорога стала слишком узкой для двоих. Вскоре горы остались позади.
Когда мы приехали, Эвертон вышла к нам навстречу.
— Госпожа так беспокоилась, — сказала она.
— Разве вы не получили моей записки? Конюх из таверны…
— Да, да, — подтвердила Эвертон, — но ваша мать очень расстроилась.
— Мисс Трессидор тоже была расстроена, — вставил Поль.
Он спрыгнул на землю и помог мне спуститься.
— Если хотите, я подожду и поговорю с вашей матерью? — спросил он.
Я покачала головой.
— Нет. Лучше мне войти к ней одной.
— В таком случае, до свидания.
Прощаясь, он заглянул мне в лицо с каким-то непроницаемым выражением.
И уехал.
Мама сидела в постели. На ночном столике стояла пустая чашка из-под шоколада.
— Кэролайн! Дитя мое! Я так тревожилась.
— Я надеялась, что моя записка все вам объяснит.
— Мое дорогое дитя, так задержаться… с этим человеком!
— Это был несчастный случай, мама.
— Да, так мне и сообщили…
— Вы хотите сказать, что сомневаетесь в этом? Я покажу вам свои ушибы.
Интересно, подумала я, какие сказки рассказывала она своему мужу, уходя на свидание? Я начинала относиться к маме с большой долей критицизма. Это все нервы, сказала я себе, последствия шока. Но мои мысли были заняты не падением. Я думала о Поле, о том, как он стоял за моей дверью. Я была уверена, что он боролся со своей совестью и она помешала ему войти. Чтобы он почувствовал, узнав, что я тоже хотела этого? Я была еще очень наивна, многого не понимала и, без сомнения, не замедлила бы выдать ему свои чувства.
Мама продолжала говорить:
— Что будут думать люди? Эвертон, Мари, Жак, Дюбюсоны… все.
— Эвертон будет думать то, что вы скажете ей, а Мари и Жак то, что скажу им я, Дюбюсоны и Клэрмоны неспособны плохо подумать ни о ком. Что касается всех остальных — «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает».
— Твое вечное умничанье. Оливия совсем иначе вела себя.
— Прошу вас, мама, — сказала я. — Я очень устала. Ведь я упала с лошади, а теперь хотела бы пойти к себе и отдохнуть. Я зашла к вам только сказать, что я вернулась.
— А где мистер Лэндовер?
— Он уехал, чтобы отвести лошадей.
— Ну, что ж, надеюсь, никто его не видел, а слуги сплетничать не будут.
— Мне все равно, если и будут, мама. Я рассказала вам, что произошло, а если люди этому не поверят, тем хуже для них.
— Ты становишься таким диктатором, Кэролайн, — сказала мама.
— Может быть, я здесь уже слишком долго, — парировала я, — и вы хотели бы, чтобы я уехала?
Ее лицо сморщилось.
— Как ты можешь так говорить? Ведь ты знаешь, что я против твоего отъезда. При одной мысли о нем, я просто заболеваю.
— В таком случае, — холодно заметила я, — не заставляйте меня стремиться уехать, мама.
Она удивленно посмотрела на меня и медленно произнесла:
— Ты делаешься очень жесткой, Кэролайн.
Я подумала: «Да, мне и самой так кажется».
В тот же день после полудня Поль зашел повидаться со мной.
Я была рада, что никого поблизости не оказалось. Мари поехала с Жаком в город, чтобы купить кое-какие припасы, мама отдыхала, Эвертон, должно быть, тоже.
Я услышала стук копыт, вышла на крыльцо и увидела, как он спускается с лошади.
Его первые слова были:
— Как вы себя чувствуете?
— Совсем хорошо.
— Это точно? Никаких последствий падения?
— Никаких, кроме легких ушибов, но это и так было известно.
— Для меня это такое облегчение. А сейчас я пришел попрощаться. Завтра я уезжаю.
— О! — Мне кажется, мое разочарование было написано у меня на лице. — Пойдемте лучше в сад. На солнце совсем тепло.
85 
