Последние отзывы

  120  

Я слышала, что горе королевы было велико и неподдельно. Она потеряла своего дорогого друга – Мэри Сидни, а теперь еще и Филипа, которым всегда восхищалась.

Королева ненавидела войны. Она говорила, что они бессмысленны и никому не приносят добра. Все свое правление она изыскивала возможности избегать войн, и теперь она впала в глубокую депрессию из-за потери друзей и из-за усилившейся угрозы со стороны испанцев. Опрометчивая и глупая кампания в Нидерландах не принесла избавления от испанского владычества.

Тело Филипа было забальзамировано, перевезено в Англию на корабле с черными парусами, названном «Черная пинасса», и отпето в феврале в соборе святого Павла.

Бедняжка Фрэнсис родила мертвого ребенка, что могло быть ожидаемо после всего, что она вынесла.

Лейстер вернулся в Англию: зима – не лучшее время для военных кампаний, и вместе с ним вернулся мой сын Эссекс.

Первым делом Лейстер поехал к королеве. Его положение было шатким, и в случае неявки к ней могло бы еще более осложниться.

Воображаю себе его оправдания и извинения, когда он разговаривал со своей повелительницей. Эссекс поехал ко мне. Он был потрясен смертью Филипа: он плакал, когда рассказывал, и говорил, что присутствовал при его смерти.

– Никогда еще не было на свете более благородного человека, – плакал он, – а теперь его нет. Он был рад, что рядом с ним был граф Лейстер. Между ними была глубокая любовь, и мой отчим был в большом горе по смерти Филипа. Филип оставил мне свою лучшую шпагу. Я сберегу ее и, надеюсь, буду достоин ее.

Он сказал, что Фрэнсис Сидни – храбрая женщина. Он собирался сделать все, что мог, чтобы помочь ей, ибо то было последним желанием Филипа.

После доклада у королевы Лейстер приехал ко мне. Военная кампания состарила его, и я была шокирована его внешностью. У него был приступ подагры, и он сбавил в весе на почве депрессии. Он честно сказал мне:

– Благодарение Богу, что королева не наказала меня. Когда я пришел к ней и преклонил колена, она подняла меня и посмотрела мне в глаза со слезами, затем сказала, как я был предателем по отношению к ней, но она видит, что я много выстрадал. Еще она сказала, что больше всего ее ранит то, что я – предатель по отношению к самому себе, ибо не заботился о своем здоровье, а это было ее первейшим приказом. И тогда я понял, что она все простила.

Я смотрела на него – эту жалкую пародию некогда могущественного и славного Лейстера, и удивлялась. И не только ему, но больше – королеве, ее женской сущности.

Он отверг ее в Нидерландах, он думал, что нашел способ одеть на себя корону одновременно расставшись с королевой, да еще – удар из ударов – послал за мной, чтобы я разделила корону с ним.

И после всего этого она простила его.

Видит Бог, сказала я самой себе, – она очень любит его.

Так оно и было.

ПОБЕДОНОСНАЯ АНГЛИЯ

…Что касается Вас, самого священного, что есть у нас всех, ваших подданных, и каждый трепещет, думая о том, хвала Вашей королевской храбрости, но перевезти Вас в самые отдаленные уголки Вашего королевства, дабы встретиться лицом к лицу с врагами и защитить Ваших подданных, я не могу, Ваше Величество, ибо Ваше благосостояние определяет безопасность всего Королевства, и потому храните себя превыше всего.

Лейстер – Елизавете

Ее присутствие и ее речи крепили мужество капитанов и солдат, и не было им равных в смелости.

Уильям Кэмден

Приближался последний эпизод трагической истории Марии Шотландской. В то время она содержалась пленницей в нашем собственном замке Чартли, который теперь принадлежал моему сыну Эссексу. Он неохотно позволил использовать замок как тюрьму и отговаривался тем, что он мал и неудобен для королевской особы. Однако его протесты не были услышаны, и в тех самых кабинетах, что были когда-то населены членами моей семьи, где резвились мои дети, разыгрались теперь драматические сцены последних дней жизни Марии. Там ее вовлекли в заговор Бэбингтона, который и привел к ее казни, а заключительная фаза ее жизни прошла в путешествии в роковой замок Фотерингей.

Вся страна говорила только об том, как встречались конспираторы, как передавались письма, как вовлекли в заговор королеву Шотландскую, и на этот раз ее вина была доказана окончательно. У Уолсингэма в руках оказалось свидетельство, и Мария была признана виновной в заговоре и покушении на жизнь королевы Елизаветы с целью свержения той.

  120