125 
Мне ничего не оставалось, как только горячо молиться, чтобы он был невредим.
Приехала Пенелопа:
– Роб собирается драться на дуэли с сыном Маунтджоя. Надо остановить его.
– Но как? – закричала я. – Я пыталась. О, Пенелопа, я так боюсь. Я молила его, но он не желает отказываться от Дуэли.
– Никто не сможет уговорить его. Но ты должна его понять: он зашел слишком далеко, и теперь невозможно отказаться. Это ужасно. Чарльз Блаунт – красивый мужчина, такой, как Роб, но в ином плане. Роб никогда не простит ему этого, но не следовало проявлять свою ревность так открыто. Королева ненавидит дуэли и будет в ярости, если кто из ее фаворитов пострадает.
– Моя дорогая, я знаю ее лучше, чем ты. Это все ее вина: она хочет, чтобы мужчины боролись за ее милость. – Я сжала кулаки. – Если что-то случится, я обвиню ее. Я буду готова убить ее.
– Ш-ш-ш! – Пенелопа оглянулась через плечо. – Будь осторожна. Она и так тебя ненавидит. Если кто-то услышит, Бог знает, что последует.
Я отвернулась. Я знала, что умолять моего сына более бесполезно.
Дуэль состоялась в Мэрилебоун Парк. Ока окончилась поражением для моего сына и, может быть, к его же благу. У Чарльза Блаунта было много здравого смысла, и он не имел намерения ни убивать моего сына, ни умирать. Он знал, что тогда попадет в опалу. Он окончил дуэль наилучшим способом: ранил моего сына слегка в бедро и разоружил его. Сам он остался невредимым.
Так окончилась дуэль, но она имела далеко идущие последствия.
Она должна была кое-чему научить Эссекса, но, увы – не научила.
Когда королеве стало известно об этом, она была очень зла и хотела проучить обоих, но, зная характер Эссекса и поняв причину дуэли, она одобрила поведение Чарльза Блаунта.
Ее комментарий был таков:
– Кто-то рано или поздно научит Эссекса хорошим манерам, иначе с ним не справиться.
То был знак, что королева не одобряет высокомерия моего сына и что ему должно исправиться, чего он, конечно, не сделал.
Я пыталась предупредить его, сказать ему, как опасно полагаться на ее привязанность: один день она будет ласкать и одобрять, в другой – ты станешь ее злейшим врагом, ибо ее настроение меняется, как ветер.
– Я знаю ее, – кричала я. – Немногие знают ее так, как я. Я была близка к ней… А теперь… ссылка, запрет. Я почувствовала на себе ее злобу, ее ненависть…
Он горячо заявил, что во всем виноват Лейстер.
– Клянусь, мама, – сказал Роб, – однажды я сделаю для тебя то, что должен был бы сделать Лейстер. Я сделаю так, чтобы она приняла тебя и с должным уважением, которого ты заслуживаешь.
Я не верила, но мне хотелось иметь такого защитника.
Чарльз Блаунт каждый день заходил справиться о его здоровье и прислал врача, в которого очень верил. И, пока зажили раны моего сына, бывшие враги стали друзьями.
Пенелопа, также заходившая ухаживать за братом, сказала, что Чарльз – славный малый, и благодаря этому случаю мы с Кристофером стали еще более близки. Его любовь к брату, его тревога за меня, ибо он понимал мои страхи и чувства к сыну, усилили связь между нами. Он перестал быть мальчиком, и мы вместе с ним чувствовали облегчение, что все закончилось много лучше, чем предполагали.
Случай с дуэлью скоро был забыт, но, оглядываясь назад, я воспринимаю его как важную веху в нашей жизни.
Год кончался, а угрозы со стороны Испании продолжались. Королева, как говорил Лейстер, постоянно предпринимала попытки отвести от страны угрозу, которой она успешно избегала несколько лет, но теперь эта угроза стояла у дверей. Люди типа Дрейка делали набеги на испанские порты и уничтожали их: это называлось «опалить бороду испанскому королю». Все это не могло уничтожить Армаду, относительно которой даже самые оптимисты говорили, что она сильнейшая в мире. В стране царил траур: многие английские моряки попали в плен, а некоторые – в лапы Аквизиции. Рассказы о пытках были столь ужасны, что Англия негодовала. Все знали, что в испанских галеонах везут не только оружие, но и орудия пыток, которыми, как поклялись испанцы, они обратят в свою веру все народы.
Мы слишком долго веселились. Теперь нужно было взглянуть в лицо реальности.
Роберт вновь поднялся при дворе до недостижимых высот, вновь восстановил все свои привилегии и постоянно находился возле королевы. Неудивительно, что все истории и слухи, циркулировавшие о них двоих в юности, возродились вновь.
Появился некий Артур Дадли, который, как говорили, был сыном королевы и Лейстера, рожденный двадцать семь лет тому назад в Хэмптон Корт. Говорили, что он был отдан на попечение человеку по имени Саузерн, которому под страхом смерти было приказано молчать о тайне рождения ребенка.
125 
