130 
Я грязная, подумала она. Нужно помыться.
Мысль о мытье вытеснила из сознания все кошмары. Подбадриваемая мыслью о теплой воде, она добралась до верха лестницы и поползла к ванной. Закрыла дверь и села на холодный белый кафель, прислонившись головой к стене, подтянув колени. Кровь продолжала сочиться.
Через мгновение она уперлась плечами в стену и, помогая себе руками, перевалилась через край ванны. Затем потянулась к крану.
Ей казалось, что если она вымоется, то снова станет прежней Только бы удалось смыть его запах и следы рук, очистить полость рта. Она будет лежать в теплой ванне и наслаждаться. Главное — включить воду.
Она искала кран на ощупь. Чтобы не открывать глаз. Не видеть своего отражения в зеркале. Не вспоминать кошмар, который ей пришлось пережить. Ни о чем не думать.
Она заберется в ванну. Вода будет выливаться и наливаться, скользить между пальцами рук и ног, ласкать ее тело.
Но к сожалению, все когда-нибудь кончается. Ей придется выйти из ванны, и кошмар вернется. Она будет медленно умирать. Прежде она представляла себе свою кончину так: она, уже старушка, лежит в постели на белоснежных простынях, вокруг собрались внуки. Один держит ее руку, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Теперь она понимала: жизнь — это одиночество. Так же, как смерть.
Лучше смерть. Здесь и сейчас. Тогда кошмар останется позади. Не придется вставать, залезать в воду, смывать с себя грязь. Тащиться домой — страшно подумать — целую милю! — и смотреть в лицо матери. Не придется больше видеть его, смотреть ему в глаза, вспоминать вновь и вновь причиненную им боль.
Видимо, я не знаю, что значит любить, подумала она. Мне казалось, любовь — это доброта, желание помочь тому, кого любишь. Отдать ему свое сердце. Принять на себя его боль. И чтобы он отвечал тебе тем же.
Она любила Колина. А он осквернил ее тело, плюнул ей в душу, втоптал ее в грязь. Он рвал ее плоть, причинил ей боль и бросил словно ненужную тряпку. Пусть он ее не любит. Пусть. Но он должен уважать ее чувства. Хранить их в своем сердце. Питать к ней нежность. После того, что он с ней сделал, ей не хочется больше жить. Потому что тот, кого она так пылко любила, зверь в человечьем обличье.
Глава 19
— Вот, взгляни.
Линли передал папку с фотографиями Сент-Джеймсу. А сам взял пинту «гиннеса» и подумал, что неплохо бы поправить «Едоков картофеля» или протереть рамы и стекла «Руанского собора», чтобы увидеть, падает ли на него солнечный свет. Дебора словно прочла его мысли. «О Господи, — пробормотала она, — эта картина раздражает меня», — и решительно поправила Ван-Гога, после чего снова шлепнулась на софу рядом с мужем. Линли сказал «Да будешь ты благословенна, дитя мое» и стал ждать реакции Сент-Джеймса на материалы с места происшествия, которые он привез из Клитеро.
Дора Рэгг позаботилась о том, чтобы они удобно устроились в гостиной отеля. Хотя паб уже закрылся на дневной перерыв, две немолодые женщины в теплой одежде из твида и туристических ботинках все еще сидели перед затухающим огнем, когда Линли вернулся после своих визитов к Мэгги, в полицию и к судмедэксперту. Увлеченные отнюдь не веселой беседой об «ишиасе Хильды… бедняжка, как она мучится», они едва ли стали бы подслушивать любые разговоры, не имеющие отношения к бедрам и позвоночнику Хильды, однако Линли, бросив на них взгляд, решил, что вести разговор с Сент-Джеймсом лучше в другом месте.
Он дождался, когда Дора поставила «гиннес», «харп» и апельсиновый сок на кофейный столик в гостиной и удалилась, и лишь тогда протянул папку своему другу. Сент-Джеймс сначала изучил все фотографии. Дебора лишь взглянула на них, содрогнулась от отвращения и быстро отвела взгляд. Ее можно было понять.
Эта смерть показалась ему более удручающей, чем те, что ему приходилось видеть. Но почему? В конце концов, он не новичок и знает, что внезапная смерть наступает по многим причинам. Он видел цианозные лица, выпученные глаза, кровавую пену на губах — результаты удушения, видел раскроенные черепа. Ножевые раны — от перерезанного горла до буквального выпускания кишок, типа уайтчепелского убийства Мэри Келли. Видел обезображенные, с оторванными конечностями жертвы взрывов и выстрелов. Но в этой смерти было нечто ужасающее, он не сразу смог определить, что именно. За него это сделала Дебора.
— Он долго умирал, — пробормотала она. — Прошло много времени, верно? Бедняга.
130 
