Он прекратил писать и стал думать о другом: уедет ли она обратно? Вспомнив, какой она была в последние секунды их разговора, как она хлопнула рукой по столу и сердито вышла из комнаты, он поразился внезапно посетившей его новой мысли.
Почему ее лишь побили, в то время как Семенцато убили? Он раньше не сомневался, что посланные к ней подонки получили приказ выколотить из нее охоту идти на встречу. Но зачем им это понадобилось, если они все равно собирались убить Семенцато? То ли вмешательство Флавии изменило ход событий, то ли Семенцато переусердствовал в самообороне, что привело к его смерти?
Ладно, сначала то, что реально. Он позвонил вниз и попросил Вьянелло подняться, а заодно пригласить синьорину Элеттру. Отчет из Интерпола не прибыл, так что Брунетти подумал, что пора начинать суетиться самому. Пока он ждал их, открыл окно.
Они пришли вместе через несколько минут. Вьянелло придержал открытую дверь, пропуская ее вперед. Когда они оказались внутри, Брунетти закрыл окно, и сержант, вечно неприветливый и похожий на медведя, подтащил стул к столу Брунетти и держал его, пока синьорина Элеттра не села. Вьянелло ли это?
Усевшись, синьорина Элеттра выложила на стол единственный листок бумаги.
– Это из Рима, синьор. – В ответ на его невысказанный вопрос она добавила: – Они обнаружили отпечатки пальцев.
Письмо на бланке полиции карабинеров с неразборчивой подписью утверждало, что отпечатки пальцев с телефона Семенцато совпадают с отпечатками Сальваторе Ла Капра, двадцати трех лет, постоянно проживающего в Палермо. Несмотря на молодость, Ла Капра имел на своем счету значительное количество арестов и обвинений: вымогательство, изнасилование, нападение, покушение на убийство и связи с известными членами мафии. Все эти обвинения были одно за другим сняты в ходе затяжных расследований, тянувшихся от ареста до суда. Три свидетеля по делу о вымогательстве исчезли; женщина, заявившая об изнасиловании, забрала свое заявление. Единственное, за что Ла Капра был осужден, это превышение скорости, за каковое нарушение он уплатил мизерный штраф в размере четырех с половиной тысяч лир. Далее сообщалось, что Ла Капра не работает и живет со своим отцом.
Закончив читать, Брунетти взглянул на Вьянелло.
– Ты это видел?
Вьянелло кивнул.
– Почему имя звучит знакомо? – спросил Брунетти, обращаясь к обоим.
Синьорина Элеттра и Вьянелло заговорили одновременно, но Вьянелло, услышав ее, замолчал и махнул ей, чтобы продолжала.
Она не продолжила, и Брунетти поторопил ее: «Ну?», проклиная все эти чертовы галантности.
– Архитектор? – спросила синьорина Элеттра, и Вьянелло согласно кивнул.
Этого было достаточно, чтобы Брунетти вспомнил. Пять месяцев назад архитектор, занятый масштабной реставрацией палаццо на Большом Канале, дал показания против сына владельца палаццо, заявив, что этот сын угрожал ему расправой, если работа над проектом реставрации, продолжавшаяся уже восьмой месяц, еще затянется. Попытки архитектора объяснить проволочки трудностями в получении разрешений на перепланировку были отметены сыном, который предупредил, что его отец не привык ждать и что с теми, кто не угодил ему или его отцу, часто случаются всякие нехорошие вещи. На следующий день, еще до того, как полиция успела отреагировать на жалобу, архитектор уже снова появился в квестуре с заявлением, что он все не так понял и никто ему не угрожал. Обвинение было снято, но рапорт был написан и прочитан всеми тремя, и все они теперь вспомнили, что жалоба поступала на Сальваторе Ла Капра.
– Я думаю, надо бы проверить, дома ли синьорино Ла Капра или его папа, – предложил Брунетти. – И, синьорина, – добавил он, обращаясь к Элеттре, – не могли бы вы посмотреть, что найдется на его отца, если вы не заняты чем-нибудь другим.
– Конечно, Dottore, – сказала она. – Я уже заказала обед для вице-квестора, так что займусь этим немедленно. – Улыбаясь, она встала, и Вьянелло, как ее тень, двинулся перед ней к двери. Он держал дверь, пока девушка выходила из кабинета, потом вернулся на место.
– Я видел жену, синьор. То есть вдову.
– Да. Я читал твой отчет. Очень уж коротко.
– А коротко и было, – сказал Вьянелло ровным голосом. – Говорить нечего. Она обессилела от горя, даже говорить может с трудом. Я задал ей несколько вопросов, но она все время плакала, так что пришлось прекратить. Я не уверен, что она поняла, зачем я там оказался и почему задаю вопросы.