Он услышал стук в дверь и крикнул: «Avanti». Полицейский в форме открыл дверь, отступил назад и пропустил Флавию Петрелли. Когда она шла мимо полицейского, тот эффектно отсалютовал, прежде чем закрыть дверь. Брунетти нисколько не сомневался, кому была отдана эта честь.
На Флавии был темно-коричневый плащ, отороченный мехом. Холодок раннего вечера добавил цвета ее лицу, снова ненакрашенному. Она быстро прошла по комнате и взяла его протянутую руку.
– Значит, тут ты работаешь? – спросила она.
Он обошел стол и забрал ее плащ, необходимость в котором мгновенно отпала. Пока Флавия оглядывала кабинет, Брунетти повесил плащ на вешалку за дверью. Плащ был снаружи мокрый, как и волосы Флавии.
– У тебя что, зонтика нет? – спросил он.
Она бессознательно провела рукой по волосам и с удивлением посмотрела на сырую ладонь.
– Нет. Когда я выходила, дождя не было.
– Во сколько это было? – спросил он, подходя к ней.
– После обеда. Кажется, после двух. – Ее ответ был неточным, скорее всего она и правда не помнила.
Он подтащил второй стул к тому, который стоял перед его столом, и подождал, пока она сядет, прежде чем сесть напротив нее. Хотя Брунетти видел ее лишь несколько часов назад, он был поражен переменой в ее внешности. Этим утром она казалась спокойной и расслабленной, готовой по-итальянски солидаризироваться с ним в его доводах. Но теперь она была напряжена, о чем свидетельствовали морщинки вокруг ее рта, которых утром там точно не наблюдалось.
– Как там Бретт? – спросил он.
Она вздохнула, небрежным жестом пытаясь отмахнуться от вопроса.
– С ней сейчас разговаривать – все равно что с одним из моих детей. Она со всем соглашается, кивает, а потом делает то, что ей хочется.
– И что это в данном случае? – спросил Брунетти.
– Оставаться здесь и не ехать со мной ни в какой Милан.
– Когда ты уезжаешь?
– Завтра. Есть вечерний рейс, прибывающий туда в девять. У меня будет время, чтобы привести в жилой вид квартиру, а потом утром съездить в аэропорт еще раз и забрать детей.
– А она объясняет, почему не хочет ехать?
Флавия пожала плечами, как будто объяснения Бретт и реальность – совершенно разные вещи.
– Она говорит, что не позволит вытравить себя из собственного дома, что не побежит прятаться у меня.
– Это настоящая причина?
– Кто ее знает, что у нее за причина? – сказала она почти сердито. – Для Бретт достаточно хотеть или не хотеть. Ей не нужны доводы или оправдания. Она просто делает, и все.
Брунетти подумалось, что лишь человек с такой же силой воли может находить это качество таким возмутительным.
Хотя его подмывало спросить Флавию, зачем она пришла его повидать, он задал такой вопрос:
– Есть ли способ убедить ее поехать с тобой?
– Ясно, что ты ее плохо знаешь, – сухо сказала Флавия, но потом улыбнулась. – Думаю, что нет. Может, помогло бы, если б ей кто-нибудь велел не ехать, тогда она, вероятно, поехала бы назло. – Она покачала головой и повторила: – Ну точно как мои дети.
– Хочешь, чтобы я с ней поговорил? – спросил Брунетти.
– Думаешь, будет какая-то польза?
Теперь настала его очередь пожать плечами.
– Не знаю. Со своими детьми я не слишком хорошо справляюсь.
Она удивленно подняла глаза.
– А я не знала, что у тебя есть дети.
– Довольно естественно для человека моего возраста, не так ли?
– Да, наверно, – ответила она и подумала, прежде чем выдать следующее замечание: – Это потому, что я тебя знаю как полицейского, как будто ты не настоящий человек. – Прежде чем он успел что-то сказать, она добавила: – Ну да, понимаю, и ты меня знаешь как певицу.
– Разве знаю?
– Ты о чем? Мы же встретились, когда я пела.
– Да, но спектакль тогда уже кончился. А с тех пор я слышал твое пение только на дисках. Боюсь, что это не одно и то же.
Она долго смотрела на него, потом опустила глаза, потом опять подняла взгляд на него.
– Если бы я дала тебе билеты на спектакль в «Ла Скала», ты бы приехал?
– Да. С радостью.
Она открыто улыбнулась.
– А с кем бы ты пришел?
– С женой, – просто ответил он.
– А-а, – так же просто сказала она. Как содержателен может быть единственный слог. Улыбка на миг пропала, а когда вернулась, то была столь же дружеской, но чуть менее теплой.
Он повторил свой вопрос:
– Так ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?
– Да. Она тебе очень доверяет, так что тебя может и послушать. Кто-нибудь должен убедить ее покинуть Венецию. Я не смогла.