Особенно,... 
22 
Устроено было большое празднество, поводом к которому послужил приезд ланского победителя. Приглашены были принцы и принцессы; уже с полудня двор наполнился их каретами. После обеда у королевы должна была состояться игра.
Анна Австрийская пленяла всех в этот день своим умом и грацией; никогда еще не видели ее такой веселой.
Жажда мести придавала блеск ее глазам и озаряла лицо улыбкой.
Когда встали из-за стола, Мазарини скрылся. Д’Артаньян уже был на своем посту, дожидаясь кардинала в передней. Тот появился с сияющим лицом, взял его за руку и ввел в кабинет.
— Мой дорогой д’Артаньян, — сказал министр, садясь, — я окажу вам сейчас величайшее доверие, какое только министр может оказать офицеру.
Д’Артаньян поклонился.
— Я надеюсь, — сказал он, — что министр окажет мне его безо всякой задней мысли и в полном убеждении, что я действительно достоин доверия.
— Вы достойнее всех, мой друг, иначе бы я к вам не обратился.
— В таком случае, — сказал д’Артаньян, — признаюсь вам, монсеньор, что я уже давно жду подобного случая. Скажите же мне скорее то, что собирались сообщить.
— Сегодня вечером, любезный д’Артаньян, — продолжал Мазарини, — судьба государства будет в ваших руках.
Он остановился.
— Объяснитесь, монсеньор, я жду.
— Королева решила проехаться с королем в Сен-Жермен.
— Ага, — сказал д’Артаньян, — иначе говоря, королева хочет уехать из Парижа.
— Вы понимаете, женский каприз…
— Да, я очень хорошо понимаю, — сказал д’Артаньян.
— За этим-то она и призвала вас к себе сегодня утром и приказала вам снова явиться в пять часов.
— Стоило требовать с меня клятвы, что я никому не скажу об этом свидании, — прошептал д’Артаньян. — О, женщины! Даже будучи королевами, они остаются женщинами!
— Вы, может быть, не одобряете этого маленького путешествия, дорогой господин д’Артаньян? — спросил Мазарини с беспокойством.
— Я, монсеньор? — сказал д’Артаньян. — А почему бы?
— Вы пожимаете плечами.
— Это у меня такая привычка, когда я говорю с самим собой, монсеньор.
— Значит, вы одобряете?
— Я не одобряю и не осуждаю, монсеньор; я только жду ваших приказаний.
— Хорошо. Итак, я остановил свой выбор на вас. Я вам поручаю отвезти короля и королеву в Сен-Жермен.
«Ловкий плут!» — подумал д’Артаньян.
— Вы видите, — продолжал Мазарини, видя бесстрастие д’Артаньяна, — как я вам уже говорил, в ваших руках будет судьба государства.
— Да, монсеньор, и я чувствую всю ответственность такого поручения.
— Но все же вы принимаете его?
— Я согласен на все.
— Вы считаете это дело возможным?
— Все возможно.
— Могут на вас напасть дорогой?
— Весьма вероятно.
— Как же вы поступите в этом случае?
— Я пробьюсь сквозь ряды нападающих.
— А если не пробьетесь?
— В таком случае — тем хуже для них: я пройду по их трупам.
— И вы доставите короля и королеву здравыми и невредимыми в Сен-Жермен?
— Да.
— Вы ручаетесь жизнью?
— Ручаюсь.
— Вы герой, мой дорогой! — сказал Мазарини, с восхищением глядя на мушкетера.
Д’Артаньян улыбнулся.
— А я? — спросил Мазарини после минутного молчания, пристально глядя на д’Артаньяна.
— Что, монсеньор?
— Если я тоже захочу уехать?
— Это будет труднее.
— Почему так?
— Ваше преосвященство могут узнать.
— Даже в этом костюме? — сказал Мазарини.
И он сдернул с кресла плащ, прикрывавший полный костюм всадника, светло-серый с красным, весь расшитый серебром.
— Если ваше преосвященство переоденетесь, тогда будет легче.
— А! — промолвил Мазарини, вздохнув свободнее.
— Но вам придется сделать то, что, как вы недавно говорили, вы сделали бы на нашем месте.
— Что такое?
— Кричать: «Долой Мазарини!»
— Я буду кричать.
— По-французски, на чистом французском языке, монсеньор. Остерегайтесь плохого произношения. В Сицилии убили шесть тысяч анжуйцев за то, что они плохо говорили по-итальянски. Смотрите, чтобы французы не отплатили вам за сицилийскую вечерню[*].
— Я постараюсь.
— На улице много вооруженных людей, — продолжал д’Артаньян, — уверены ли вы, что никто не знает о намерении королевы?
22 
