Особенно,... 
24 
— Все, что сможете?
— Да.
— Ну хорошо, я вам вверяюсь.
«Великое счастье!» — подумал д’Артаньян.
— Итак, в половине десятого вы будете здесь?
— Я застану ваше преосвященство готовым?
— Разумеется, я буду готов.
— Итак, решено. Теперь не угодно ли вам, монсеньор, чтобы я повидался с королевой?
— Зачем?
— Я желал бы получить приказание из собственных уст ее величества.
— Она поручила мне передать его вам.
— Но она могла забыть что-нибудь.
— Вы непременно хотите ее видеть?
— Это необходимо, монсеньор.
Мазарини колебался с минуту. Д’Артаньян стоял на своем.
— Ну хорошо, — сказал Мазарини, — я проведу вас к ней, но ни слова о нашем разговоре.
— Все останется между нами, монсеньор, — сказал д’Артаньян.
— Вы клянетесь молчать?
— Я никогда не клянусь. Я говорю «да» или «нет» и держу свое слово как дворянин.
— Я вижу, мне придется слепо на вас положиться.
— Это будет самое лучшее, поверьте мне, монсеньор.
— Идемте, — сказал Мазарини.
Мазарини ввел д’Артаньяна в молельню королевы, затем велел ему обождать.
Д’Артаньян ждал недолго. Через пять минут вошла королева в парадном туалете. В этом наряде ей едва можно было дать тридцать пять лет; она все еще была очень красива.
— Это вы, д’Артаньян! — сказала она с любезной улыбкой. — Благодарю вас, что вы настояли на свидании со мной.
— Простите меня, ваше величество, — сказал д’Артаньян, — но я хотел получить приказание из ваших собственных уст.
— Вы знаете, в чем дело?
— Да, ваше величество.
— Вы принимаете поручение, которое я на вас возлагаю?
— Принимаю с благодарностью.
— Хорошо, будьте здесь в полночь.
— Слушаю, ваше величество.
— Д’Артаньян, — сказала королева, — я слишком хорошо знаю ваше бескорыстие, чтобы говорить вам сейчас о моей благодарности, но, клянусь вам, я не забуду эту вторую услугу, как забыла первую.
— Ваше величество вольны помнить или забывать, и я не понимаю, о чем угодно говорить вашему величеству.
И д’Артаньян поклонился.
— Ступайте, — сказала королева с очаровательнейшей улыбкой, — ступайте и возвращайтесь в полночь.
Движением руки она отпустила д’Артаньяна, и он удалился; но, выходя, он бросил взгляд на портьеру, из-за которой появилась королева, и из-под нижнего края драпировки заметил кончик бархатного башмака.
«Отлично, — подумал он, — Мазарини подслушивал, не выдам ли я его. Право, этот итальянский паяц не стоит того, чтобы ему служил честный человек».
Несмотря на это, д’Артаньян точно явился на свидание; в половине десятого он вошел в приемную.
Бернуин ожидал его и ввел в кабинет.
Он нашел кардинала переодетым для поездки верхом. Он был очень красив в этом костюме, который носил, как мы уже говорили, с большим изяществом.
Однако он был очень бледен, и его пробирала дрожь.
— Вы один? — спросил Мазарини.
— Да, ваше преосвященство.
— А добрейший дю Валлон? Разве он не доставит нам удовольствия быть нашим спутником?
— Конечно, монсеньор, он ожидает нас в своей карете.
— Где?
— У калитки дворцового сада.
— Так мы поедем в его карете?
— Да, монсеньор.
— И без других провожатых, кроме вас двоих?
— Разве этого мало? Даже одного из нас было бы достаточно.
— Право, дорогой д’Артаньян, ваше хладнокровие меня просто пугает.
— Я думал, напротив, что оно должно вас ободрить.
— А Бернуина разве мы не возьмем с собой?
— Для него нет места, он догонит ваше преосвященство.
— Нечего делать, — сказал Мазарини, — приходится вас во всем слушаться.
— Монсеньор, еще есть время одуматься, — сказал д’Артаньян. — Это целиком во власти вашего преосвященства.
— Нет, нет, едем, — сказал Мазарини.
И оба спустились по потайной лестнице; Мазарини опирался на д’Артаньяна, и д’Артаньян чувствовал, как дрожала рука кардинала.
Они прошли через двор Пале-Рояля, где еще стояло несколько карет запоздавших гостей, вошли в сад и достигли калитки.
Мазарини хотел отомкнуть ее своим ключом, но рука его дрожала так сильно, что он никак не мог попасть в замочную скважину.
— Позвольте мне, — сказал д’Артаньян.
Мазарини дал ему ключ; д’Артаньян отпер и положил ключ себе в карман; он рассчитывал воспользоваться им на обратном пути.
24 
