49 
— Тогда зачем ему пересекать Ла-Манш? Зачем разрабатывать маршрут, если он никуда не собирался ехать?
Солиман подпер голову рукой, задумался, уставившись на карту.
— Это схема побега. Он должен идти вперед, потому что не может оставаться на месте. Он доберется до Англии, вероятно, даже воспользуется помощью родственника. Но потом и оттуда сбежит, и его будет носить по всей земле. Знаешь, что значит «оборотень»?
— Лоуренс говорит, я в этом плохо разбираюсь.
— Это волк-бродяга. Массар не станет прятаться в логове, он все время будет в движении: одна ночь здесь, другая там. Ему знаком каждый камешек на проселочных дорогах. Он знает, где можно скрыться.
— Но Массар вовсе не оборотень, — возразила Камилла.
В кабине грузовика ненадолго воцарилось молчание. Камилла чувствовала, что Полуночник еле сдерживается, чтобы ей не возразить.
— По крайней мере, он считает себя волком, то есть оборотнем, — произнес Солиман. — Этого более чем достаточно.
— Наверное.
— Траппер показывал эту карту полицейским?
— Разумеется. Они сочли, что это обычное путешествие в Манчестер.
— А что они сказали про кресты?
— Сказали, что они связаны с работой Массара. Похоже на правду, если поверить в то, что на Сюзанну напал волк, именно волк. А полицейские в этом совершенно уверены.
— Недоумки, — сурово отрезал Полуночник. — Волк не бросается на человека.
И снова в кабине повисла тишина. Перед глазами Камиллы возникла страшная картина — Сюзанна с кровавой раной на шее.
— Нет, — прошептала девушка.
— Мы его найдем, — проговорил Полуночник.
Камилла включила зажигание и вывела грузовик с площадки. Некоторое время она ехала молча, сжимая руль усталыми руками.
— Я подсчитал, что Массар может за ночь преодолевать от пятнадцати до двадцати километров, не переутомляя животных. Сейчас он, наверное, добрался до северной оконечности Меркантура и находится в районе перевала Ла-Бонет. Сегодня ночью он спустится в долину, к Жозье, это составит примерно двадцать пять километров. Там мы и будем ждать его на рассвете, если только не догоним раньше, в горах.
— Ты что, хочешь всю ночь ехать через Меркантур?
— Я предлагаю бросить якорь на перевале. Мы будем следить за дорогой, сменяя друг друга, однако вряд ли нам что-нибудь светит. Он знает проходы в горах и звериные тропы. В пять тридцать утра мы спустимся по дороге в Луба и там его поймаем.
— Что ты подразумеваешь под словом «поймаем»? — настороженно спросила Камилла. — Тебе прежде уже приходилось ловить кого-нибудь вроде Массара, с огромным псом и волком в придачу?
— Мы подготовимся. Узнаем, на какой машине он поедет, и будем выслеживать его, пока он не нападет на стадо. Тут-то его и схватим. На месте преступления.
— Каким образом, Соль?
— Там посмотрим. Надо же, так обидно, что ты не знаешь, где находится Жозье!
— Это еще почему?
— Потому что это значит, что ты не представляешь себе, куда мы едем. Нам придется ползти вверх по узкому, крутому серпантину на высоту почти три тысячи метров. Дорога чуть шире, чем моя рука, она идет по краю пропасти, а в ограничительной стене через каждые два метра — провалы. Так что раньше были цветочки, а ягодки впереди.
— Ладно, — задумчиво произнесла Камилла. — Я представляла себе Меркантур по-другому.
— И каким же ты его представляла?
— Я думала, что здесь тепло и горы невысокие. На склонах оливковые рощи. Ну, что-то в этом роде.
— Так вот, здесь холодно, а горы очень высокие. На склонах растут лиственницы, а наверху, где жизни и вовсе нет, мы останемся одни: нас трое да еще наш грузовик.
— Веселенькая картинка, — заметила Камилла.
— Разве тебе не известно, что оливы не растут выше шестисот метров?
— Шестисот метров чего?
— Высоты, черт побери, высоты! Все, кроме тебя, знают, что оливы не растут выше шестисот метров над уровнем моря.
— В тех местах, откуда я приехала, олив нет.
— Ага. И что же вы едите?
— Свеклу, например. Отличная вещь свекла. Всегда можно купить, ее выращивают по всему миру.
— Если ты посадишь свою свеклу на одной из вершин Меркантура, она там не выживет.
— Ну хорошо. Я вовсе не это собиралась сказать. Сколько километров до этого проклятого перевала?
— Около пятидесяти. Последние двадцать — самые ужасные. Думаешь, ты справишься?
49 
