Саманте потребовалось несколько минут, чтобы переварить сказанное им.
Она смотрела, как официантка расставляет перед ними еду, и молчала.
— Твой отец не был ни в чем уверен, — продолжал Майк. — Какое-то время он был убежден, что его мать пала жертвой грязной игры. Например, ее ограбили, а затем убили. Что-то в этом роде. Но год спустя после ее исчезновения она прислала Кэлу из Нью-Йорка открытку, где писала, что живет в безопасности.
— Какая забота с ее стороны! — саркастически заметила Саманта.
Майк подождал немного в надежде, что она разговорится, но, видя, что она опять замкнулась, заговорил сам:
— Макси писала, что она «в безопасности». Она не писала: «счастлива», или «жива и здорова», или «пришлите мои вещи туда-то». Она лишь писала, что «в безопасности».
— В объятиях своего любимого, разумеется?
— Я слышу горечь в твоих словах…
— Что я переживаю или думаю, тебя не касается. От тебя требуется только сообщить, что мне надо сделать, чтобы выполнить условия завещания.
— Сделай так, чтобы я мог повидать Бэррета. И все. Я хочу встретиться с этим человеком. Никто не видел его за последние двадцать лет. Он отшельник. Живет в усадьбе в штате Коннектикут, у него там высокие заборы, собаки и вооруженные охранники.
— Тебе никогда не приходило в голову, что моя бабушка — если она еще, конечно, жива — может жить там вместе с ним?
— Отчего же, приходило.
Саманта задумалась. Неужели ей удастся вновь увидеть свою бабушку? Эта женщина бросила семью, оставила людей, которые ее любили, променяв их на чужого человека. Саманта не знала, сможет ли простить ее. И еще она подумала о человеке по имени Бэррет, человеке которого она не знает, но который вполне может оказаться ее дедом.
— Возможно, я бы встретилась с ним, — проговорила она и быстро добавила: — Но не с ней!
Майк был изумлен:
— Ты можешь простить мужчине, что он гангстер, но не можешь простить женщине измену? А тебе не кажется, что убивать людей — это похуже, чем спать с тем, кто не является твоим законным мужем?
Она проигнорировала его замечание.
— Так что требуется от меня?
— Ничего особенного. Я напишу письмо Бэррету. Там будет сказано, что внучка Макси хочет встретиться с ним. Полагаю, он не замедлит с ответом. Тогда мы отправимся на встречу. Все просто.
— А если он захочет встретиться со мной одной?
— Я думал над этим вариантом. Именно поэтому мне нужна железная причина тебя сопровождать. Ты не хотела бы сегодня выйти замуж?
— Лучше пусть меня зажарят живьем на вертеле! — честно сказала она. Майк засмеялся:
— Неужто тебе так понравилось быть замужем?
Саманта опустила глаза.
— У развода, знаешь, всегда есть причина.
Дейв мало что рассказывал про семейную жизнь дочери, заметил лишь, что одобрял ее развод и помог ей его добиться. Но Майка поразило, с какой ненавистью она относилась к замужеству. Ему очень хотелось дотронуться до ее руки, лежащей на столе; и хотя он знал, что делать этого нельзя, но удержаться от искушения было выше его сил.
Осторожно взяв руку Саманты, он посмотрел на нее — она была такая маленькая в сравнении с его ладонью — и поцеловал.
— А какая бы у нас была первая брачная ночь!
Она со злостью выдернула свою руку. Он вздохнул.
— Ты так сильно ненавидишь меня или всех мужчин вообще? — Майк сам не понимал, почему так хочет услышать, что она не ненавидит его лично… Но Саманта не ответила на вопрос. Она долго молчала, а потом вдруг спросила сама:
— Что, если ты ему напишешь правду?
— Ты предлагаешь сказать Бэррету, что я хочу написать о нем?
— Вообще-то я вполне понимаю его отрицательное отношение к писакам. — Надо было слышать, с каким отвращением в голосе она произнесла слово «писаки».
— Насколько я могу понять, писательство — еще один мой недостаток, — с грустью констатировал он. — Не скажешь ли, почему?
Ответа, естественно, не было. Да Майк его и не ждал.
— Хорошо. Не раскрывай своих секретов. Ты когда-нибудь слышала такое имя — Аль Капоне? Ну конечно же слышала. А слышала ты о нем не потому, что он был самым крутым гангстером или самым кровавым. А потому, что он любил рекламу, любил быть на виду. Когда он ехал на рыбалку, он созывал целую кучу репортеров. Этот человек считал, что каждое его слово или поступок достойны того, чтобы войти в историю. А в то время в Нью-Йорке Бэррет значил намного больше, чем Капоне. Но Бэррет избегал какой-либо гласности. Не позволял, чтобы его фотографировали, и никогда не давал интервью.