— Так что же получается? Получается, что Васька очень даже мог попасть к нам в комнату и подбросить эту анонимку?
— Запросто. Правда, он это отрицает, как и многое другое. Например…
— Стоп, — я предостерегающе взмахнула рукой. — Мы же с вами решили, что убийца кто-то из наших. А Васька…
— Вы знаете, что электрики имеют совсем другие пропуска, нежели вы?
— Как так другие?
— Они не оставляют их на проходной, когда входят и выходят. Их пропуска предъявительские, то есть…
— Поняла я, поняла. Они просто их показывают вахтеру, когда проходят через вертушку, оставляя при этом у себя.
— А это значит, что в момент второго убийства, если вы помните, произошло оно во время вашей вечеринки, он вполне мог быть в здании.
— Как это?
— Очень просто, — начал сердиться Геркулесов. — Вы все, когда уходите, сдаете пропуска, вахтер их раскладывает в ячейки, если какая-то ячейка пуста, он выясняет какая, сверяет со списком работников, что лежит у него под стеклом, звонит диспетчеру и докладывает, что работник такой-то, такой-то не покинул здания, а уж диспетчер либо находит зазевавшегося, после чего выдворяет, либо выясняет, зачем тот задержался, и докладывает на вахту.
— Это еще зачем?
— Зачем докладывает?
— Зачем вообще все эти глупые игры в засекреченную правительственную организацию? Что у нас филиал КГБ что ли?
— Ах вот вы о чем.. Ну это очень просто. В застойные времена этот НИИ и впрямь был секретным объектом, здесь какие-то отравляющие химические соединения изобретали.
— А сейчас?
— Сейчас, как будто, перестали, но порядки остались прежние.
— Ага, — удовлетворенно кивнула я, а потом до меня дошло, что с этими разговорами про конспирацию, я потеряла нить беседа. — А о чем мы до этого говорили?
— О том, что электриков часто вызывают в неурочное время, чтобы починить, например, сигнализацию. Или проводку, или пробки какие, вылетевшие, именно по этому у них особые пропуска.
— И это доказывает, что он мог убить уборщицу в то время, когда мы веселились? — с сомнением протянула я.
— Нет, это доказывает, что он мог убить, потому что учет предъявительских пропусков никто не ведет.
— Не поняла, — с сожалением призналась я.
— Тьфу ты! — разозлился Геркулесов. — Он просто мог остаться в институте на ночь, и никто бы этого не заметил, ведь пропуск на проходную он не сдает, а если он его не сдает, значит, вахтер его не хватится…
— Все! Поняла! — торжественно воскликнула я.
— Фу, — он облегченно вздохнул и картинно вытер лоб рукавом, будто я своей тупостью его замотала до пота.
Я напряженно молчала минуты две, пока не выдала вот что:
— Но это даже косвенными уликами не назовешь, скорее вашими догадками.
— Может и так, но вместе с этим. — И он достал из кармана завернутый в полиэтилен длинный тонкий нож.
— Где нашли?
— Здесь, — он кивнул на тумбочку. — Заметьте, на лезвие запекшаяся кровь.
— Это он для кошек мясо резал.
— А вот и нет! — торжественно воскликнул наш Шерлок Холмс. — Кошкин нож мы изъяли вчера, он лежал на видном месте, поэтому его обнаружили сразу. А вот этот, — он потряс перед моим носом пакетом, — был спрятан за тумбочкой, его я нашел только сегодня. И, как мне кажется, эти сгустки на лезвие, — вновь пакет мне в нос, — говорят о многом.
Я недоуменно уставилась на него, не уяснив, о чем могут говорить сгустки.
— Вы что про сворачиваемость крови ничего не слышали? — удивился Геркулесов. — Кровь, вытекшая из живого человека, и кровь из… ну допустим… замороженной говяжьей печени имеет разную консенстенуцию. Первая еще не свернулась, когда попала на лезв…
— Ну, хватит, — возмутилась я. — Давайте обойдемся без этой тошнотворной лекции. Я вам верю на слово.
— Что и требовалось доказать, — изрек очень довольный собой Геркулесов.
— Значит, это Васька.
— Васька, — уверенно подтвердил он.
— Хм, — я все еще не верила в это, но, скорее, лишь из упрямства — мне претила мысль, что я на Бодяго даже подозрение не распространяла. — Да, пожалуй, вы правы. Больше не кому. А он что говорит на это?
— Естественно, в несознанке.
— В чем?
— Отпирается, значит, не признает своей вины. Но это было вчера, вчера у нас не было этого, — он вновь вскинул пакет с ножом, но на этот раз я отстранилась, хватит, на сгустки я уже насмотрелась.
— Думаете, сегодня сознается?