— Это ведь не совсем ваша территория, — заметил один.
— Должен признаться, у меня особый интерес к покойному, — ответил Ребус.
Шивон, стоявшая рядом, шепнула ему на ухо:
— До них еще не дошла новость, что нас отстранили.
Ребус молча кивнул. Они направились к ползавшим по земле гомповцам. Дежурный врач, который уже констатировал смерть, подписывал официальные бумаги. Фотограф щелкал вспышкой; лучи фонариков шарили по траве в поисках улик. Дюжина полицейских, выстроившись в цепь, держала незваных зрителей на расстоянии от места происшествия, которое уже огораживали желтой лентой. Дети на велосипедах, матери с малолетними детьми в колясках. Ничто так не притягивает к себе любопытных, как место преступления.
— Тут стояла палатка моих родителей, — объявила Шивон Ребусу, сориентировавшись на местности.
— Думаю, это не они оставили после себя такой беспорядок.
Он поддал носком ботинка валявшуюся на земле пластиковую бутылку. Все вокруг было забросано мусором — разорванные плакаты, смятые листовки, упаковки от фастфуда, шарф и одна перчатка, детская погремушка и памперсы… Кое-что гомповцы взяли для исследований — вдруг обнаружатся отпечатки пальцев или следы крови.
— Не хочу подходить ближе, — сказала Шивон.
Ребус пожал плечами и прошел вперед. Распростертое на земле тело Гарета Тенча остывало. Он лежал лицом вниз, подогнув под себя ноги, словно смерть настигла его в прыжке. Голова повернута вбок, глаза открыты. На спине куртки расплылось темное пятно.
— Похоже, ударили ножом, — сказал Ребус, обращаясь к доктору.
— Причем трижды, — подтвердил тот. — В спину. И раны, как мне кажется, неглубокие.
— Достаточно и таких, — заметил Ребус. — А что за нож?
— Пока трудно сказать что-то определенное. — Доктор глянул на него поверх узких очков. — Ширина лезвия примерно дюйм, может, чуть меньше.
— Что-нибудь пропало?
— При нем было немного наличности… кредитные карточки и прочее. Так что никаких проблем с опознанием. — Доктор устало улыбнулся и протянул Ребусу дощечку с закрепленными на ней документами. — Можете подписать документы, инспектор…
Ребус поднял руки:
— Я не задействован в расследовании, док.
Врач посмотрел на Шивон, но Ребус отрицательно замотал головой и сам пошел к ней.
— Три колотые раны, — сообщил он.
Шивон, не сводившую пристального взгляда с лица Тенча, похоже, била легкая дрожь.
— Озябла? — спросил Ребус.
— Это точно он, — негромко произнесла она.
— А ты считала его бессмертным?
— Я не о том.
Она не могла оторвать взгляд от трупа.
— Я думаю, нам придется кое о чем рассказать.
Ребус оглянулся по сторонам в поисках возможного собеседника.
— О чем?
— О том, что мы причиняли Тенчу некоторые неудобства. Ведь это все равно выплывет рано или…
Она схватила его за руку и потащила к серой бетонной стене спортивного центра.
— В чем дело?
Но она не отвечала, пока не убедилась, что они отошли достаточно далеко. Но даже сейчас она придвинулась к нему почти вплотную, будто собираясь вальсировать. На лицо ее падала тень.
— Шивон, в чем дело? — настойчиво переспросил Ребус.
— Ты должен знать, кто виновник, — ответила она.
— Кто же?
— Кейт Карберри, — свистящим шепотом проговорила она.
Ребус молчал. Шивон подняла лицо вверх, к небу, и закрыла глаза. Ребус заметил, что ее пальцы сжались в кулаки, а тело буквально окаменело.
— Что произошло? — спросил он негромко. — Шивон, что ты, черт возьми, натворила?
Она открыла глаза, справилась со слезами, дыхание стало ровным.
— Сегодня утром я виделась с Карберри. Мы сказали ему… — Она помолчала. — Я сказала ему, что мне нужен Гарет Тенч. — Она посмотрела в ту сторону, где на земле лежал труп. — Возможно, он понял это вот так…
Ребус настойчиво пытался встретиться с ней взглядом.
— А ведь я видел его сегодня, — сказал он. — Он следил за Тенчем, когда тот вышел из Городского собрания. — Он сунул руки в карманы. — Шивон, ты сказала «мы»…
— Разве?
— Где вы с ним говорили?
— В зале для игры в пул.
— В том самом, о котором говорил Кафферти? — Дождавшись ее кивка, Ребус продолжал: — Кафферти был при этом? Говори! — Он прочел ответ в ее взгляде и изо всех сил врезал рукой по стене. — Господи! — закричал он. — Ты — и Кафферти?