Голова у Николаса болела, и он не слишком твердо стоял на ногах. С тех пор, как минувшей ночью он намеренно не позволил себе спать, никакие туманные образы его более не посещали, однако под утро его вновь стали мучить те же видения. «А что, если ты ошибаешься?» – все спрашивал у него женский голос. Ошибается? Действительно, в чем?! В том, что она – ведьма? Но видения эти – только лишнее тому доказательство!
В раздражении, не замечая испуганного выражения лица рыцаря перед собой, Николас сделал резкий выпад шпагой в его сторону. Обычно, упражняясь в фехтовании, он не бывал напорист, но сегодня, когда голову ломило и в душе поднимался гнев, он испытывал какую-то потребность в агрессии. Он сделал еще несколько подобных же выпадов, потом еще и еще. Рыцарь отскочил от него и в изумлении спросил:
– В чем дело, сэр?
– Ну что, ты намерен сразиться со мною по всем правилам или нет? – с вызовом воскликнул Николас, вновь направляя на противника шпагу. Быть может, если он сильно устанет от фехтования, эта женщина более не будет надоедать ему и он перестанет постоянно видеть и слышать ее!
Николас измотал трех противников, пока полный свежих сил четвертый не одолел его: Николасу следовало бы уклониться влево, а он, наоборот, ушел вправо, и противник острием своей шпаги довольно аккуратно резанул его по левому предплечью почти до самой кости. Николас стоял и смотрел на струящуюся из раны кровь, и внезапно его посетило очередное видение. Нельзя даже сказать, что видение это попросту пришло к нему, ибо он сам как бы участвовал в нем, был внутри него!
Ему чудилось, что он идет пешком рядом с рыжеволосой женщиной, в каком-то очень странном месте. Они остановились перед зданием со множеством окон. Эти окна были такими, каких он не мог представить себе даже во сне: стекла – абсолютно прозрачные, будто их и вовсе не было! Рядом проехал какой-то большой, странного вида механизм на колесах, но его, Николаса, даже этот механизм будто бы совершенно не заинтересовал – он был всецело сосредоточен на разговоре с женщиной, которой объяснял происхождение шрама у себя на предплечье. Он рассказывал ей, что это – след от раны, которую он получил, упражняясь в фехтовании, в тот самый день, когда утонул Кит!
Так же внезапно, как появилось перед ним, это видение пропало, и, вернувшись к действительности, Николас обнаружил, что лежит на земле, над ним склонились люди с озабоченными лицами, и один из них пытается остановить кровь, которая хлещет у него из раны на руке.
Чувствуя, что у него нет времени заботиться о своей ране, Николас распорядился:
– Седлайте двух коней! – Потом добавил тише:
– На одну из лошадей поместите дамское седло!
– Вы что, поедете куда-то? – переспросил один из слуг. – То есть вы хотите сказать, что поскачете куда-то с дамой, но ваша рука…
Николас смерил его ледяным взглядом и сказал:
– Да, одна лошадь – для госпожи Монтгомери, она…
– Но ведь она при езде только и способна на то, чтобы не вывалиться на скаку из седла! – проговорил мужчина с явным презрением в голосе.
– Хватит! – крикнул Николас и, вставая, распорядился:
– Руку мне перевяжи покрепче, чтобы остановить кровь, а потом вели оседлать двух лошадей – пусть па обеих будут мужские седла! И поскорее, – добавил он, – времени терять нельзя! – Голос у него сейчас был тихим, но в нем чувствовалась решимость.
– Может, мне позвать женщину? – предложил другой приближенный.
Но Николас, вытянув руку, пока слуга крепко заматывал порез тряпицей, посмотрел на окна дома и уверенно произнес:
– Не надо, она сама придет!
Склонясь над пяльцами, Дуглесс вместе с другими дамами занималась вышиванием, одновременно прислушиваясь к даме, рассказывавшей какую-то смачную историю о женщине, которая всячески старалась заманить к себе в постель супруга другой женщины. Она довольно внимательно слушала это увлекательное повествование, когда вдруг скорчилась от сильной, жгучей боли: казалось, будто что-то резануло ее по левому предплечью.
Издав болезненный стон, Дуглесс свалилась с табуретки на пол.
– Ой, рука! – громко воскликнула она, обхватывая и поглаживая правой рукой свою левую. – Я чем-то поранила руку! – проговорила она, и глаза ее из-за мучительной боли мгновенно наполнились слезами.
Вскочив с места, Гонория кинулась к Дуглесс и, опустясь перед ней на колени, скомандовала:
– Трите ей руки, не дайте ей потерять сознание! – Выпалив все это, Гонория столь же быстро развязала закрепленный под плечом узелок от рукава Дуглесс и стала стягивать рукав вниз. Заставляя Дуглесс отвести прижатую к груди руку, пока она стаскивала рукав, Гонория тоже морщилась, как от боли. Но вот рукав сняли, и, закатав вверх широкий рукав нижней рубахи, Гонория внимательно осмотрела предплечье Дуглесс.