Внутри были рулоны бумаг, перевязанных чем-то вроде шпагата. Вынув один из рулонов, она стащила с него перевязь и развернула на полу. На бумаге был набросан проект постройки, и Дуглесс, едва взглянув на него, сразу поняла, что это – дом в Торнвике.
– Ты что, следишь за мной? – вдруг раздался с кровати голос Николаса, и Дуглесс вздрогнула от неожиданности. Подойдя к нему, она пощупала его лоб:
– Ну как ты себя чувствуешь?
– Я бы чувствовал себя еще лучше, если бы некая женщина не вторгалась в мир вещей, принадлежащих лишь мне одному! – ответил он.
Дуглесс подумала, что он сказал это тоном обиженного ребенка, заметившего, что мать заглянула в какую-нибудь его заветную коробочку, и, подбирая с пола рулон и сворачивая его, спросила:
– А ты показывал эти чертежи кому-нибудь, кроме меня?
– Нет, даже тебе не показывал! – ответил он и резко выпростал было руку, чтобы ухватиться за кончик рулона, но Дуглесс тут же отскочила в сторону, и он, обессилев, откинулся на подушки.
Положив чертеж на кушетку, Дуглесс спросила:
– Ты голоден?
Она сняла с каминной решетки кастрюльку с бульоном, где та стояла, чтобы бульон не остыл, налила его в серебряную мисочку, села на постель к Николасу и принялась его кормить. Сначала он протестовал, заявляя, что способен есть самостоятельно, но затем, подобно всем мужчинам, смирился с тем, что его кормят.
– Ну и что, долго ты рассматривала мои рисунки? – спросил он.
– Я только-только развернула один рулон. А когда ты собирался начать строительство? – откликнулась она.
– Да, это так… глупость – и все! И Кит… – он не договорил и улыбнулся.
Дуглесс знала: он думает о том, что чуть было не потерял Кита.
– А брат в порядке? – спросил Николас.
– Да, вполне здоров! – ответила она. – Он даже чувствует себя лучше, чем ты, потому что не потерял столько крови. – Она вытерла ему рот салфеткой, а он схватил ее за руку и стал целовать кончики ее пальцев.
– Теперь я твой должник на всю жизнь, если, конечно, не умру. Ведь ты спасла и меня и брата. Как я могу расплатиться с тобой?
Просто люби меня! – чуть было не ответила Дуглесс. – Да, влюбись в меня вновь – так, как ты уже делал это прежде! Смотри на меня взором полным любви! Я всегда останусь в шестнадцатом веке, если только ты станешь любить меня! Откажусь и от машин, и от зубных врачей, и от настоящих ванных комнат, если только ты снова станешь любить меня! И она ответила:
– Мне ничего не нужно. Я просто хочу, чтобы оба вы были в полном порядке и чтобы в истории все получилось хорошо! – И, ставя на столик пустую миску, она добавила:
– Тебе надо бы еще поспать – чтобы рука окончательно зажила!
– Но я уже выспался. Оставайся и развлеки меня немного!
– Ой, – поморщилась Дуглесс, – у меня уже совершенно иссяк запас этих развлечений! Нет, наверное, ни одной игры, в которую я когда-либо играла, и ни одной песни, которую я когда-либо слышала, не извлеченных мною из недр памяти! Практически я вывернута наизнанку со всеми своими забавами!
Николас только улыбнулся ей: он не всегда понимал до конца ее выражения, но угадывал смысл.
– А отчего бы, например, тебе не развлечь меня? – спросила она, беря в руки его рисунок с кушетки у окна. – Почему бы не рассказать об этом?
– О нет! – быстро отреагировал он, – Нет, убери это! – приказал он, порываясь сесть, но Дуглесс уложила его на подушки.
– Николас, будь добр, не повреди шов! Не дергайся! И перестань таращиться на меня! Я же знаю все о твоей страсти к архитектуре: когда ты являлся ко мне, туда в будущее, то уже начал строительство замка в Торнвике! – И, произнеся это, она чуть не рассмеялась, увидев, какое у него сделалось выражение лица.
– А откуда тебе известно, что я замыслил Торнвик? – спросил он.
– Ну, я же тебе говорила: когда ты явился ко мне, прошло уже четыре года, считая с сегодняшнего дня, и ты уже все это проделал. То есть, по правде говоря, ты только начал строительство – оно никогда не было окончено, потому что тебя… тебя…
– Казнили, – договорил за нее он и впервые всерьез задумался над этими словами. – Прошу тебя, расскажи мне все!
– Что? С самого начала? Но на это потребуется много времени!
– Ничего, – ответил он, – теперь, когда Кит в безопасности, времени у меня достаточно!
Покуда тебя не заарканила Летиция! – подумала она и начала:
– Ну, я была в церкви в Эшбертоне и плакала. И…
– А отчего ты плакала? – спросил он. – И почему оказалась в Эшбертоне? И потом – ты же не можешь так стоять и рассказывать мне эту историю?! Не можешь! Нет, туда не садись, иди сюда!