Особенно,... 
80 
После обеда Дуглесс прошла к себе в комнату, чтобы взять тетрадь для заметок и письменные принадлежности, а также сумочку: она подумала, что, пожалуй, стоит быть готовой к тому, что ночь напролет ей придется копаться в документах четырехсотлетней давности.
В своих поисках комнаты Ли она дважды повернула не туда, куда было нужно, и, проходя мимо какой-то отворенной двери, вдруг застыла на месте, услышав зазывно-соблазняющий голос Арабеллы:
– Просто дело в том, дорогой, что по ночам мне бывает Так страшно одной!
– Говоря по правде, – услышала Дуглесс ответную реплику Николаса, – то я считал, что вы уже давным-давно должны Рыли бы избавиться от этих ваших детских фобий!
У Дуглесс даже глаза округлились.
– Ну, хорошо, позвольте мне вновь наполнить ваш бокал! Проговорила Арабелла. – А потом я хотела бы кое-что вам показать! – И, понизив голос, она добавила:
– У меня в комнате.
Вот глупец! – скорчив недовольную мину, подумала Дуглесс. – Ведь, судя по рассказам кухарки, Арабелла всегда готова показать все, что угодно, у себя в комнате любому мужчине! Коварно улыбаясь, Дуглесс принялась копаться в своей сумочке, а затем с развеселым видом вошла в полумрак кабинета, освещенного лишь небольшой тусклой лампой. Арабелла наливала в стакан для воды ячменное виски и наполнила его уже почти до краев; Николас же в рубашке с расстегнутыми верхними пуговками сидел на диванчике.
– А, лорд Стэффорд, вот вы где! – радостно воскликнула Дуглесс и принялась, проходя по кабинету, как бы машинально, повсюду зажигать свет. – Я принесла вам калькулятор, который вы искали, но, боюсь, у меня с собой только тот, что работает от солнечных батареек, так что он станет функционировать лишь в ярко освещенной комнате.
Николас с интересом принялся разглядывать переданный ею небольшой калькулятор, а когда Дуглесс продемонстрировала ему, как он работает, глаза его, округлившись, сделались величиной с блюдце, и он в изумлении воскликнул:
– Выходит, на нем и складывать можно?!
– Да, и вычитать, и умножать, и делить тоже! – пояснила Дуглесс. – Вот, видите окошечко? Здесь вы получаете ответ. Предположим, вам понадобилось бы вычесть из нынешнего тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года тысяча пятьсот шестьдесят четвертый – тот самый год, когда ваш предок был обвинен в измене и безвозвратно утратил семейное достояние, – и вот тут вы увидите данные: «минус четыреста двадцать четыре года». То есть целых четыреста двадцать четыре года, на протяжении которых можно было бы восстановить справедливость и тем самым помешать потомкам смеяться над вами, то бишь над ним!
– Послушайте-ка, вы! – задыхаясь от злости, так что ей даже говорить было трудно, выкрикнула Арабелла. – Немедленно удалитесь из этой комнаты!
– Ой-ой! – с видом невинности воскликнула Дуглесс. – Я, значит, помешала вам, да?! Очень и очень прошу меня простить! Я этого вовсе не хотела: просто-напросто исполняла свои обязанности! – И она принялась почтительно пятиться к двери, договаривая на ходу:
– Пожалуйста, продолжайте заниматься тем же, чем вы занимались прежде, прошу вас!
Покинув кабинет, Дуглесс, прошла на лестничную площадку, а потом на цыпочках прокралась обратно. В затемненной комнате были видны две тени.
– Мне нужен свет, – произнес Николас, – Эта машинка без света работать не будет.
– Ой, Бога ради, Николас! Это же – всего-навсего калькулятор! Да положите же его!
– Нет-нет! Это – самая замечательная из машин! А что это тут за значок?
– Это – для исчисления процентов, но я никак не могу взять в толк, какое значение это может иметь сейчас!
– Ну, покажите же мне, как это работает! Даже через стенку Дуглесс могла расслышать, как тяжело вздохнула Арабелла в ответ на слова Николаса. Улыбаясь и испытывая полное удовлетворение, Дуглесс отправилась на поиски комнаты Ли. Он радостно приветствовал ее, и на нем, помимо прочих нарядов, красовалась дымчатая шелковая курточка. Дуглесс с трудом удержалась от того, чтобы не захихикать. Ей достаточно было бросить лишь один взгляд на его физиономию и на наполненный мартини бокал в руке, чтобы тотчас же понять: нет у него ни малейшего желания что-либо обсуждать с ней за вычетом, разумеется, вопроса о том, прыгнет ли она к нему в постель или нет. Она приняла от него бокал с мартини, немного отпила и поморщилась: она терпеть не могла мартини, ни сухого, ни какого-либо иного!
Свои объяснения Ли начал с того, что принялся повествовать ей о том, сколь красивы ее волосы, и как его поразило, когда в этом старом доме с покрытыми плесенью стенами он вдруг увидел столь очаровательную женщину, и как она замечательно одевается, и какие у нее маленькие ножки. Дуглесс от всего этого хотелось зевать. Но вместо этого она, когда он отошел, чтобы наполнить ее бокал, извлекла из сумочки две таблетки драгоценного «либракса» и, освободив их от оболочки, швырнула в бокал Ли.
80 
