— Ни в коем случае! Мы ищем кого-то другого…
— Ты хочешь сказать, что Эрикссон был знаком с убийцей и не испытывал перед ним страха… Значит, он чувствовал себя сильнее и отважнее преступника…
— Вот именно, — сказал Юханссон.
К сожалению, именно так, подумал он.
— Черт подери, Ларс… Можешь что угодно говорить про нераскрытые убийства, но аппетит-то они точно возбуждают! — час спустя сказал Ярнебринг, сидя за столиком их привычного ресторана. Им только что принесли запеченный бутерброд с пармской ветчиной, моцареллой, базиликом и помидорами — маленькая прелюдия к заказанному бараньему филе.
— Жаль, что сегодня обычный вторник, — сказал Юханссон.
Мысль была сформулирована невнятно, но Ярнебринг понял:
— Ты имеешь в виду, не тяпнуть ли по рюмашке?
— С чего ты решил?
— Всю свою сознательную жизнь я был полицейским и тебя знаю тоже не первый день… И Пиа уехала, и у меня выходной… Проанализировав эти разрозненные факты, я пришел к выводу, что ты на своем малопонятном норрландском намекаешь на выпивку. Хотя сегодня и обычный вторник.
— И как мы поступим? — с сомнением спросил Юханссон.
Сегодня же еще только вторник, подумал он грустно.
— Хряпнем как следует и притворимся, что нынче пятница, — решил Ярнебринг.
35
Среда, 5 апреля 2000 года
Хольт сама это предложила. Ее осенила внезапная мысль, но она предупредила, что может быть и не права.
— Попробовать стоит, — отозвался Юханссон.
Поэтому сейчас, ранним утром в среду, он заперся с Викландером в своем кабинете. Они отрабатывали тактику. Юханссон, несмотря на вчерашнее, был на удивление бодр.
— Вижу, ты уже поговорил с коллегой Хольт, — сказал Юханссон и кивнул на золотой трезубец на лацкане пиджака Викландера.
— Ветеран береговой охраны, — кивнул Викландер не без гордости.
— Накладные усы тоже смотрелись бы неплохо. — Юханссон пребывал в превосходном настроении: наконец-то ему предстояло заняться чем-то реальным, невзирая на его высокий ранг и сомнительную оперативную форму — после стольких-то лет.
Накануне Хольт вдруг вспомнила соседа Эрикссона, майора, который уже тогда, десять лет назад, показался ей подозрительным.
— У меня сложилось впечатление, будто он что-то скрывает, — сказала она. — Осторожный субъект, даже чересчур осторожный… Глазок в двери — лестничная площадка как на ладони. Поскольку у Эрикссона в тот вечер сильно шумели, я готова поспорить — он смотрел в этот глазок и, вполне возможно, видел преступника… или преступницу. Тогда мы были совершенно уверены, что это мужчина, — пояснила Хольт. — Все были уверены, не только Бекстрём.
— А почему этот сосед ничего не сказал? — спросил Юханссон. — Если, конечно, ему было что сказать.
— Думаю, по нескольким причинам. Во-первых, он терпеть не мог Эрикссона. Во-вторых, он терпеть не может полицию. Этого вполне хватит, чтобы держать язык за зубами. И к тому же промолчать ему было удобнее, — добавила она.
— Что ты хочешь сказать?
— Он все время старался показать, какой он истинный воин старой закалки, еще немного — и продемонстрировал бы нам раны времен финской войны. Во всяком случае, он ими хвастался… Если предположить, что тогда он просто испугался, как и все нормальные люди, не решился вмешаться, то ему вовсе не хотелось в этом признаваться. Проще промолчать.
— Это верно, — кивнул Юханссон. — Однако наиболее вероятно, что он ничего не видел?
— Да. Это наиболее вероятно. Скорее всего, я ошибаюсь.
— Может быть, но попробовать стоит… А почему ты хочешь, чтобы этим занялся именно я? Я такими делами давно не занимался…
Хотя сделаю это с удовольствием, подумал он.
— Потому что ты лучше кого бы то ни было сумеешь подобрать к старику отмычку.
— Тебе кажется, я разделяю его политические взгляды? — сухо спросил Юханссон.
Поосторожнее на поворотах, Хольт.
— Нет. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Ты выглядишь как человек с твердыми убеждениями.
— Забавно, — хмыкнул он.
И насколько это забавно по шкале от единицы до десяти, как любит говорить его жена?
— Меня он, похоже, вообще не заметил, — продолжила Хольт. — Ну, Ярнебринга трудно не заметить, — слабо улыбнулась она. — Только у меня сложилось впечатление, что Бу показался майору слишком… незамысловатым, что ли… чтобы он принял его всерьез.