128 
— Нет, — признался Юханссон. — Не поступила.
Тихо как в могиле, подумал он.
— И как можно это истолковать? — с интересом спросил генеральный.
— Во-первых, я могу ошибаться. Во-вторых, они там ничего не знают о ее назначении и, попросту говоря, профукали такую возможность. И в-третьих, они могут выжидать наиболее эффектного момента.
— К какой версии склоняешься ты?
— К третьей. Они дадут состояться назначению, выждут, когда и она, и ее покровители наберут достаточную высоту, чтобы больнее было падать, чтобы это была настоящая катастрофа и для нее, и для правительства, а потом познакомят их со своим компроматом. После чего и начнут в мягкой форме высказывать рекомендации: что она — и все мы — должны делать, а чего не должны.
— То есть мы имеем дело с законченными интриганами и негодяями.
— Это, конечно, осложняющий момент… Речь ведь идет о нашем американском друге… Так сказать, передовой пост западной демократии, а передовой пост, как жена Цезаря, выше подозрений.
— Значит, ты с ней никогда не встречался, — неожиданно сменил тему генеральный.
— Со Штейн?
— Да.
— Нет, не встречался.
Хотя, кажется, скоро придется, подумал он.
— А надо бы. Приглядись-ка незаметно к нашему объекту, Хелене Штейн.
Приглядеться незаметно никогда не вредно, подумал Юханссон и сказал вслух:
— Да, наверное, так и следует поступить.
— Я организую тебе встречу, — пообещал генеральный. Похоже, вся эта история доставляла ему удовольствие. — Получишь возможность незаметно приглядеться к госсекретарю Хелене Штейн в логове врага.
36
Четверг, 6 апреля 2000 года
В четверг, 6 апреля, в шесть часов вечера, комиссары полиции Хольт и Викландер имели беседу с государственным секретарем, заместителем министра обороны Хеленой Штейн. Время и место были заранее оговорены секретарем Юханссона и секретарем Штейн, так что никаких неожиданностей не возникло.
У госсекретаря время было расписано по минутам, но, коль скоро речь шла как-никак о тайной полиции, она выкроила полчаса. Сразу после этого она должна была присутствовать на каком-то приеме и потому предложила встретиться в ее кабинете в здании Министерства обороны на площади Густава-Адольфа.
Секретарша проводила их в личный конференц-зал госсекретаря, спросила, не хотят ли они кофе или воды — они вежливо отказались, — и попросила подождать. Через четверть часа появилась Хелена Штейн, улыбнулась и извинилась за опоздание. Хольт представилась, и ей тут же стало ясно, что Штейн не имеет ни малейшего понятия, ради чего они ее пригласили на беседу.
Что она может подумать? В худшем случае — возникли какие-то проблемы с персональной проверкой. Она к этому готова и без труда ответит на все вопросы. Красивая, в прекрасной форме, хорошо одета, знает себе цену и к тому же очень умна — достаточно поглядеть ей в глаза.
О, черт! — подумала Хольт.
После ритуальных фраз, записанных на диктофон: «беседу проводит комиссар полиции Анна Хольт», «беседа проводится в связи с текущим делом, связанным с вопросами безопасности», она сказала, пытаясь полностью сосредоточиться на оценке реакции Штейн:
— Мы хотели бы поговорить о вашем старом знакомом Челе Йоране Эрикссоне.
— Чель Эрикссон… Я встречалась с ним, наверное, миллион лет назад. Вы имеете в виду Челя Эрикссона, которого… да… эту ужасную историю в конце восьмидесятых? И вы хотите поговорить со мной о Челе Эрикссоне? Признаться, я даже не помню, как он выглядел.
Отлично играешь! — подумала Хольт. Эта десятая доля секунды, когда ты отвела глаза, и потом все эти слова… Ты пыталась выиграть время, чтобы овладеть ситуацией, ты не ожидала этого вопроса. Ясное дело, ты прекрасно помнишь Челя Эрикссона. После посольства и после этого ты наверняка думала о нем сотни раз, часами, днями, неделями… Если учесть, кем был он и кем стала ты, вряд ли эти мысли доставляли тебе удовольствие.
— Мы подняли это дело, — сказала она вслух. — О причинах, к сожалению, я должна умолчать.
— Но почему вы выбрали меня? Я была едва с ним знакома… У меня есть кузен, Теодор Тишлер, не знаю, известен ли он вам… Раньше он был финансистом, владел брокерской фирмой, основанной еще его отцом. Сейчас он живет за границей. Вот Тео был хорошо знаком с Эрикссоном… Впрочем, даже не он, а его близкий друг, некий Стен Веландер — доцент, который потом работал на телевидении. Он, кстати, тоже умер — от рака, пять-шесть лет назад.
128 
