Она сломала левую руку. Она этого не помнила и не знала, как он это сделал – видимо, задолго до того потеряла сознание. Рука была в гипсе, снимут только через пару недель.
Он много раз пнул ее в живот, это она помнила. Он кричал, что она девка, а девки трахаются так, как им говорят. И он, собственно, так и сделал, когда закончил бить ее ногами. Трахнул ее в зад – сначала членом, а потом пальцами.
Она слышала, как Алена пыталась его остановить, как она кричала и била его по спине, пока он не повернулся к ней и не сорвал с нее одежду. Теперь была ее, Аленина, очередь.
Лидия помнила все, что случилось. Все, пока он не достал кнут.
Он хлестал по спине, а она думала: «Это ничего, не спиной работаю, о спине нечего беспокоиться».
Она досчитала до одиннадцати. Ровно столько она помнила. Он, правда, продолжал и после того, как она потеряла сознание, так что вышло гораздо больше одиннадцати. Гораздо больше. Так сказала медсестра.
– Доброе утро.
Медсестра была темненькая, звали ее Ирена, и говорила она по-русски с польским акцентом. Она жила здесь почти двадцать лет, была замужем и родила троих детей. Жила хорошо, привыкла, и очень ей в Швеции нравилось.
– Доброе утро.
– Спала хорошо?
– Иногда.
Ирена промывала ей раны, так же как и вчера. Сначала на лице, потом на спине. На ногах были только синяки, а они пройдут сами собой.
Она дернулась, как только Ирена дотронулась до спины.
– Щиплет?
– Да.
– Постараюсь как можно осторожнее.
У двери палаты стоял охранник в зеленой форме. Она видела таких на шведских вокзалах каждый раз, когда Дмитрий прибегал в панике и приказывал быстро собираться и сваливать из города. Пять городов за три года. Квартиры были похожи одна на другую, всегда на последнем этаже, всегда красные покрывала, всегда электронный замок.
Спина болела страшно. Лидия чувствовала, как антисептическая жидкость проникала в открытые раны. Сама не зная почему, она думала сейчас о могиле, которая была далеко-далеко отсюда, где-то между Клайпедой и Каунасом. В ней лежали бабушка и дедушка, там и папа тоже должен был лежать. Она думала, как странно, что она больше не скучает по человеку с бритой головой, с которым так недолго виделась в больничном отделении тюрьмы Лукашкес. Его больше не было. Он исчез в тот момент, когда она стояла с мамой у кладбищенской ограды и плакала. Больше его для нее не существовало.
Лидия неосторожно повернулась и подавила крик. Раны жгло огнем. Она взглянула на охранника в зеленой форме – может, если она сконцентрируется на нем, боль хоть немного отпустит.
Она не знала, зачем он там стоит. Может, ждали, что Дима Шмаровоз вернется. А может, они думали, что она сбежит.
Пока Ирена промывала ей раны на спине, они разговаривали. Медсестра спрашивала, что за блокнот лежит на столике на колесах и понравилась ли ей еда, причем обе понимали, что все эти вопросы абсолютно бессмысленны – так, чтобы только отвлечь Лидию от тяжелых мыслей, от ран, от боли. Она отвечала, что это просто ее дневник, что туда она записывает некоторые свои мысли о будущем. Что еда не слишком вкусная, а жевать было трудно, потому что раны на щеках болят.
– Эх, подружка…
Ирена взглянула на нее и покачала головой:
– Эх, подружка, в толк не возьму, за что тебя так.
Лидия не ответила. Она-то знала. Знала, за что ее так. Ее тело, которое она привыкла «выключать» из жизни… в общем, она знала, как оно теперь выглядит. А еще она знала, что было записано в ее блокноте, том самом, что лежал на столике.
Она также знала, что больше это никогда не повторится.
– Ну вот, готово. Сегодня попозже придется повторить. Вечером. Болеть будет меньше с каждым разом. Ты, подружка, умничка.
Ирена пожала ее плечо и улыбнулась, выходя из палаты. Уже в дверях она столкнулась с лечащим врачом. Его сопровождали еще четверо: трое мужчин и женщина. Он побеседовал сперва с охранником, а потом и с медсестрой. Вместе с ними она вернулась в палату.
– Лидия.
Ирена стояла у ее кровати, показывая на врача и его спутников. Они все тоже были в белых халатах.
– Это врач. Вы с ним виделись: это он осматривал тебя, когда тебя сюда привезли. С ним четверо студентов, они в нашей больнице проходят практику. Врач хочет показать им тебя. Твои травмы. Можно?
Лидия посмотрела на их лица. Она их не знала. Она не могла решиться – ей не хотелось, чтобы ее разглядывали. Ее уже осматривали несколько человек, это было больно и неприятно.