27 
– Черт, что за хрень?
– Передозировка. В этот раз мы едва справились.
Он стянул повязку с головы: вчера он упал лицом на пол. Он держал повязку одной рукой, а второй принялся ковырять язву, что была у него в носу. Эту его отвратительную привычку ей никогда не удавалось побороть, хотя она честно пыталась. При каждой их встрече. Она посмотрела в записи. В принципе, в этом не было нужды – ведь она и так знала о нем почти все. Хильдинг Ольдеус, двадцать восемь лет. Она скользнула взглядом по колонке цифр и дат. Двенадцатый раз он здесь. Двенадцатый раз он попадает сюда с передозировкой героина. В пятую или шестую их встречу она еще сильно переживала, даже плакала. Теперь ей безразлично.
Она должна выполнять свою работу. Лечить всех с равным усердием.
Этого она изменить не могла.
– Тебе повезло. Человек, который вызвал «скорую», видимо, твой приятель, сделал тебе и искусственное дыхание, и массаж сердца прямо там, на месте. В кабинке моментальной фотографии на Центральном вокзале.
– Ольссон.
– Иначе на этот раз твой организм не выдержал бы.
Он копался в ране в носу. Она хотела было его остановить, как делала обычно, но вспомнила, что его рука скоро снова потянется к язве, так что пусть себе хоть всю рожу расцарапает, если хочет.
– Я не желаю тебя больше здесь видеть.
– Сеструха, ядрен батон…
– Никогда больше.
Хильдинг попытался сесть в кровати, но тотчас же упал назад, побледнел и схватился рукой за лоб.
– Вот видишь. Не дала мне денег – теперь мучаюсь. Концентрированный герыч, сечешь?
– Извини?
– Змея. Предательница.
Лиса Орстрём вздохнула:
– Слушай, ты. Это не я намешала героин с лимонной кислотой. Это не я набрала эту гадость в шприц. Это не я кололась. Это был ты, Хильдинг. Все это сделал ты.
– Болтай-болтай. Много ты понимаешь.
– Не понимаю. Я практически ничего не понимаю в том, о чем говорю.
Она остановилась. Не сегодня. Он остался жить. Придется с этим считаться. Она принялась вспоминать, как так получилось, что его проблема медленно, но верно переросла в их общую, в ее проблему. Каждый шприц – держала в руке она, каждый раз в мерзкую ночлежку – попадала она, каждый раз передозировка и остановка дыхания – были у нее. Она ходила в группу аутотренинга, на все эти курсы «помоги себе сам», там ей объяснили, что она была вовлечена в этот круговорот. Что ее собственные чувства ничего не значили, и были долгие периоды в ее жизни, когда их почти совсем не существовало. Важным было только одно – наркозависимость Хильдинга. Это и только это управляло ею, управляло всей их семьей.
Не успела она встать и выйти в коридор, как он принялся ее звать. Она решила не возвращаться к нему и уйти к своим пациентам, но он кричал все громче и громче. Она постояла в коридоре несколько минут, плача от ярости, а потом ворвалась к нему в палату.
– Чего ты хочешь?!
– Сеструха, ну че ты, как эта…
– Чего! Ты! Хочешь?!!
– Ну чего, мне просто так вот тут валяться? У меня ж передоз!
Лиса Орстрём почувствовала, что на нее с беспокойством смотрят и пожилой мужчина с коликами, и молодой парень, который так не хотел умирать. Они смотрели на нее, и она должна была сделать все, чтобы внушить им мужество, поддержать их. Но она не могла. Только не сейчас.
– Сеструха, мне бы транквилизаторов…
– Нет. Уж кто-кто, а ты ничего здесь не получишь. Хочешь – дождись своего врача и спроси его. Но учти – получишь тот же ответ.
– Стесолид, а?
Она проглотила комок в горле, слезы сами собой побежали по щекам. Он всегда доводил ее до слез.
– Мы боролись за тебя все эти годы. Мама, я и Ульва. Мы жили бок о бок с твоей наркоманией. Так что нечего тут лежать и ныть.
Но Хильдинг и не слышал ее слов. Правда, голос ее ему не понравился.
– Или рогипнолу, а?
– Мы радовались, когда ты сидел. Как и теперь, в Аспсосе. Понимаешь ты или нет? Тогда мы по крайней мере знали, где ты.
– Валиум, а?
– В следующий раз. В следующий раз сделай это как следует. Будешь превышать дозу – сделай так, чтобы получить настоящий передоз и сдохнуть наконец.
Лиса Орстрём наклонилась вперед, прижала обе руки к животу и отвернулась – он не должен видеть, что она плачет. Она ничего больше не произнесла, ни слова, она только встала с его кровати и направилась к пожилому мужчине, который наконец нашел кнопку, и резкий звук его сигнала заливал коридор. Он сидел, держась рукой за грудь. Ему нужно было болеутоляющее: у рака есть свои причуды. Она поздоровалась с ним, взяла его за руку, но тут же повернулась к Хильдингу:
27 
