72 
– Мы в нашем бруклинском доме, – сказал он. – Приезжай.
– Скарфейс! Сигарорыба!
– Почему ты убегаешь, Лайонел?
– Значит, все-таки Тони… Вы разговаривали с Тони, и это он сказал вам, что я убегаю. Но я никуда не бегу.
– По твоему голосу можно подумать, что бежишь.
– Я ищу убийцу, а Тони, мне кажется, пытается остановить меня.
– У тебя возникли проблемы с Тони?
– Я ему не доверяю. Он ведет себя… Стукотон!…он ведет себя очень странно.
– Дай-ка я поговорю с ним, – раздался другой голос в трубке. Голос Рокафорте сменился голосом Матрикарди – более высоким и зловещим. Грубое виски вместо изысканного коньяка.
– А в чем дело? Почему именно Тони? – спросил Матрикарди. – Ты не доверяешь ему в этом деле?
– Я не доверяю ему, – повторил я сдавленным голосом. Мне подумалось, что надо прекратить этот разговор. И вновь я посоветовался со своими ощущениями и чувствами: я находился в Манхэттене, светило солнце, я был в машине «Л amp;Л», разговаривал по телефону, который забрал у швейцара. Я мог выкинуть пейджер Минны, забыть о звонке и поехать куда угодно. Клиенты – это не более чем персонажи забытого сновидения. Они не смогут мне повредить своими старческими неземными голосами. Но я не мог прервать разговор, отключив телефон.
– Приезжай к нам, – повторил вслед за Рокафорте Матрикарди. – Поговорим. Тони здесь не будет.
– Забудьтелефон.
– Ты помнишь, где мы живем? На Дегроу-стрит. Знаешь, где это?
– Конечно.
– Приезжай. Окажи нам честь в эту минуту разочарования и горя. Мы поговорим без Тони, – еще раз пообещал Матрикарди. – И выясним, что и где не так.
Раздумывая, как же поступить, я еще раз воспользовался телефоном швейцара, узнал нужный мне номер, а потом позвонил в рекламный отдел газеты «Дейли ньюс», чтобы заказать Минне некролог. И назвал номер его кредитной карточки, которой он и мне позволял пользоваться. Вот и вышло, что ему пришлось заплатить за собственный некролог, но я знаю, что он был бы доволен моим решением и счел бы, что пятьдесят баксов потрачены не даром. Фрэнк всегда был истовым почитателем раздела некрологов, которые он обычно просматривал по утрам в конторе «Л amp;Л» за чашкой кофе. Это чтиво помогало ему собраться и выработать какой-нибудь план действий. Ответившая мне женщина все делала автоматически, как и я: спросила номер кредитки, имя усопшего, даты, имена его родственников. Все шло гладко до тех пор, пока она не попросила меня рассказать о том, кем был Мина, буквально на пару строк, чтобы написать об этом в некрологе.
– Обычно говорят о любви к умершему, – советовала она мне довольно приветливым тоном. – Как бы вы его назвали? Любимый… кто?
Отец. Вернее, человек, заменивший мне любимого отца.
– Вы еще можете сказать что-нибудь о его вкладе в общественную жизнь, – предложила моя собеседница.
– Напишите просто – детектив, – попросил я.
Единый разум
Было только две вещи, которые Фрэнк Минна никогда и ни при каких обстоятельствах не обсуждал после своего возвращения из ссылки и основания детективного агентства. Первая – это истинная причина этой ссылки, подтолкнувшая его исчезнуть в тот майский день, когда его брат Джерард увез Фрэнка из города. Мы не знали, почему он уехал, куда направился, чем занимался все то время, пока его не было, и почему он все-таки вернулся назад. Мы не знали, как он познакомился с Джулией и женился на ней. Мы не знали, что случилось с его братом Джерардом. Их совместный отъезд «в горы» был столь поспешен, что иногда мне было даже трудно поверить в то, что отсутствие Фрэнка Минны длилось целых три года.
И еще он никогда не говорил о Клиентах, хотя их незримое присутствие то и дело ощущалось в делах агентства.
«Л amp;Л» больше не было «двигательной» компанией, и мы больше никогда не бывали в странном богатом доме на Дегроу-стрит. Однако мы были не только детективами, но и посыльными, и в этом качестве – особенно в первое время существования агентства – без труда определяли поручения, имевшие отношение к Матрикарди и Рокафорте. Начать с того, что именно их поручения вызывали у Минны скрытое недовольство – и нескрываемое от нас раздражение. Без всяких объяснений Минна изменял своим привычкам, неделю или больше не заходил в парикмахерскую или аркаду, закрывал витрину «Л amp;Л», а нам всем приказывал скрыться с глаз на несколько дней. Изменялась даже его походка, все его существо. В ресторанах он садился только в углу, спиной к стене. На улицах то и дело резко оборачивался, что я, конечно же, считал проявлением давнего тика. Пытаясь скрыть свое угнетенное состояние, Фрэнк отпускал еще более грубые шуточки, чем обычно, правда, делал это реже. Потоки его комментариев и брани звучали как-то неуместно и заканчивались мрачным молчанием. И работа, которую мы выполняли для Клиентов, была довольно странной: мы словно встревали в какие-то истории, не имевшие ни начала, ни конца, а одну лишь середину. Обычно, когда мы, парни Минны, следили за женой по просьбе мужа или за недобросовестным клерком, подозреваемым в мелких кражах, а то и подделке документов, мы узнавали буквально все о жизни этих людей и с легкостью могли бы рассказать их драматические истории. Информация, которую мы собирали с помощью жучков и камер, а потом записывали, была правдивой и полной. Под руководством Минны мы стали настоящими мастерами своего дела, втайне заносившими в папки с делами нечто вроде социальной истории Коббл-Хилл и Кэролл-Гарденз. Но когда над парнями Минны простиралась длань Рокафорте и Матрикарди, мы сразу превращались всего лишь в инструменты; нам были доступны лишь фрагменты дел, в действительности куда более масштабных, а потому, выполнив поручение, мы чувствовали разочарование и недовольство собой.
72 
