Особенно,... 
108 
— Спенсер сказал, что многие считают Бобби кем-то вроде современного Робин Гуда, — нерешительно сказала Риган. — Он обманывает только богатых…
— Но он не отдает деньги бедным, не так ли? — нетерпеливо перебил ее Алек. — Он оставляет их себе и с удовольствием пользуется.
— Он щедро жертвует на благотворительность.
Алек посмотрел на нее с сожалением и решительно сказал:
— Риган, этот человек — преступник. И он должен сидеть в тюрьме.
— Ты уже составил свое мнение и не изменишь его, что бы я ни сказала? — напряженно спросила Риган.
— Он преступник, — терпеливо повторил Бьюкенен.
— Если ты собираешься судить об образе жизни других…
— Ты что, забыла, чем я зарабатываю на жизнь?
— Я больше не буду обсуждать с тобой отца Софи. — Она отвернулась и стала смотреть на толпу гостей.
— Ну нет, мы только начали. — Он потянул ее за край палантина, чтобы заставить повернуться. — Кажется, ты говорила, что Софи работает в газете?
Молчать было бы глупо, и Риган неохотно ответила:
— Да. По настоянию отца она подписывает свои материалы фамилией матери, но все в газете знают, чья она дочь. Кстати, детектив Уинкотт тоже в курсе. Я думала, он и тебя просветил.
«Джон решил небось повеселиться», — мрачно подумал Алек.
— Ничего он мне не сказал, — буркнул он. — Должно быть, позабыл. И каким папой был Бобби? У Софи было счастливое детство?
— Он был прекрасным отцом, — горячо сказала Риган. — Никогда не пропускал родительских собраний и ходил на все соревнования и теннисные матчи.
— И что, все родители позволяли детям дружить с дочкой Бобби?
— Нет, не все.
— А как твоя семья отнеслась к такой дружбе?
— Мы с Софи и Корди стали подругами до того, как Бобби Роуз стал фигурой…
— Одиозной?
— Известной. Маме было некогда интересоваться моими друзьями: она вращалась в свете и путешествовала. За мной присматривала бабушка. А потом Эйден. Думаю, бабушка просто не знала, кто отец Софи. Эйден был в курсе, но не стал ей ничего объяснять. Он никогда не выделял Софи и не запрещал мне видеться с ней. Более того, она всегда была желанным гостем в нашем доме. Правда, к ней домой мне ходить не разрешали. Но я все равно ходила. — Риган усмехнулась.
— А ты была в подвале? — Он явно решил подразнить ее. — Никто не знает, где Бобби прячет деньги. Может, они там?
— Алек, — она положила ладонь на его руку, — Софи моя подруга.
Он хотел спросить что-то еще, но Риган покачала головой и повторила решительно:
— Подруга, понимаешь?
Глава 32
Алек ненавидел официальные мероприятия, которые требовали вечерних костюмов и соблюдения множества утомительных правил. Приемы в пафосных загородных клубах также не относились к числу приятных, с его точки зрения, способов проводить время. Но сегодня он был не против смокинга и галстук-бабочка не так уж сильно давил шею — и все из-за Риган. Возможность находиться рядом с ней, наблюдать за сменой настроений на ее одухотворенном личике стоила гораздо больше, чем несколько часов, проведенных в вечернем костюме. Искренность и уязвимость девушки казались ему невероятно трогательными. Софи рассказала какую-то печальную историю про своего знакомого, и на глазах Риган заблестели слезы.
— У моей истории был счастливый конец, — напомнила Софи.
— Я плакса, — смущенно прошептала Риган, промокая глаза салфеткой.
— Так ее и звали в школе, — сообщила Софи Алеку.
— А я опять плакала, когда услышала это прозвище. Но то было давно. Я переросла свой недостаток. Ну, почти.
— Ой, да по тебе все всегда видно: что ты думаешь и что чувствуешь, — отмахнулась Софи.
Алек подумал, что это святая правда, и это качество Риган Мэдисон представлялось ему совершенно восхитительным. Оно отличало ее от всех женщин, с которыми он встречался прежде. Бьюкенену казалось, что невозможно заскучать, даже если просто сидеть рядом и наблюдать, как меняется выражение лица Риган. Да уж, ей нельзя садиться играть в карты, думал он. И что еще казалось ему невероятным в девушке из богатой и знатной семьи — абсолютное отсутствие эгоизма и эгоцентричности. И преданность друзьям. «Это качество нравится мне больше всего, — сказал себе Алек. — Впрочем, кого я обманываю? У нее лицо, которое сделало бы честь любой журнальной обложке, и совершенное тело, и глупо притворяться, что это ничего для меня не значит». Каждый раз, как взгляд его падал на губы Риган или нежную кожу точеной шейки, Алек вынужден был усилием воли возвращать себя к реальности и повторять: «Я на работе, это служба… черт бы ее, эту службу, побрал».
108 
