66 
Было что-то благородное в этом пожилом человеке и его квартире, заставленной книгами от пола до потолка и увешанной современными литографиями. Всё это как-то не соответствовало образу простого машиниста Норвежских железных дорог. Испугавшись, что он заметит её подозрения, она заинтересованно закивала, словно всю жизнь мечтала поподробней узнать о профессии машиниста.
– Когда он был маленьким, это было не так опасно. Но когда начал взрослеть… Он превратился в рослого мужчину. Ну, вы понимаете… – Он покрутил указательным пальцем у виска. – А потом ещё этот Асбьёрн Ревхайм.
– Асбьёрн Ревхайм?
– Да, вы же его знаете?
Ингер Йоханне несмело кивнула.
– Конечно, – пробормотала она.
– Он вырос прямо здесь. Вы разве не знаете? Вам стоит прочесть его биографию, которая вышла в прошлом году осенью. Занимательная личность. И книга очень интересная. Вы знаете, Асбьёрн был бунтарём уже с самого детства. Одевался броско, шокировал всех своим поведением. Он и на самом деле был не такой, как все остальные.
– Неужели? – неуверенно спросила Ингер Йоханне.
Харальд Хансволд усмехнулся и покачал головой:
– В воскресенье, году в пятьдесят седьмом или пятьдесят восьмом… Нет, в пятьдесят седьмом! Сразу после смерти короля Хокона [24] , через несколько дней, в стране был объявлен траур и…
Табак в трубке никак не хотел разгораться.
– Мальчик организовал экзекуцию около детского сада. Тогда ещё там был клуб бойскаутов. В то время.
– Казнь?
– Да. Он поймал кошку, нарядил её как короля. В мантию и корону. Сам сделал одежду. Бедное животное мяукало и вырывалось. Кошка должна была проститься с жизнью на самодельной виселице.
– Это же… это же… Издевательство!
– Точно!
Однако он не смог удержать улыбку.
– Это был номер, я вам скажу! Приехала полиция, а женщины из соседних домов кричали и ругались. Асбьёрн утверждал, что это политическая акция протеста против монархии. Он собирался сжечь кошачий труп и уже развёл костёр, когда появились полицейские и прекратили всё это. Вы должны понять, только что ушёл любимый народом король Хокон…
Внезапно улыбка пропала. Глаза потемнели, казалось, мужчина вглядывается в себя, в прошлое.
– Хуже было другое, – тихо прибавил он. – Хуже было то, что он нарядил Андерса палачом. Раздел его до пояса, на голову нацепил чёрный капюшон. Агнес Мохауг была потрясена до глубины души. Но уже ничего нельзя было поделать.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Не было слышно ни тиканья часов, ни радио. Квартира Харальда Хансволда совсем не походила на жилище пожилого человека. В комнатах стояла современная мебель, окна были завешены белыми шторами, и, конечно, ни одного цветочного горшка на подоконнике.
– Вы читали Ревхайма? – спросил он дружелюбно.
– Да. Почти всё. У меня такое впечатление, что в школе ему часто доставалось от сверстников. Он был таким… откровенным. Бунтарём, как вы сказали. Ему хватило решимости… чтобы стать одиночкой. Сохранив идеалы, которые так свойственны тому возрасту.
– В его книгах есть и ещё кое-что, – сказал он. – Кроме идеалов старшеклассников.
– Согласна. А Андерс Мохауг был его…
– Я уже сказал, – проговорил Хансволд, раскуривая трубку. – Андерс Мохауг легко поддавался влиянию. Все остальные шарахались от него, как от чумного, а Асбьёрн Ревхайм был с ним дружелюбен. А может…
И он снова погрузился в себя, будто пытаясь разобраться в своих воспоминаниях.
– Может, он с ним не дружил. Он его просто использовал. Сейчас я в этом не сомневаюсь. Ревхайм отличался крайней жестокостью, и подтверждений тому немало, в том числе и в его книгах. А Андерс Мохауг с трудом соображал. Так что это совсем не дружба.
– Не говорите так, – сказала Ингер Йоханне.
– Именно так всё и было.
Впервые в его голосе почувствовался какой-то холодок.
– Вы слышали когда-нибудь, – вдруг спросила Ингер Йоханне, – об уголовном деле тысяча девятьсот шестьдесят пятого года?
– О чём?
– Андерс когда-нибудь имел проблемы с полицией?
– Эх… Да его каждый раз засовывали в камеру, когда Асбьёрн придумывал что-нибудь новенькое и брал его с собой. Но никогда ничего серьезного.
– Это вы так полагаете?
– Скажите…
Теперь она могла поклясться, что он видит как орёл. Казалось, что серая плёнка делала его левый глаз больше правого, и было невозможно оторвать от него свой взгляд.
66 
