Стармех, родом из Бильбао, по имени Горостиола, но более известный как Торпедист Тукуман, тоже любил эту музыку, и все трое дружили с джазом и друг с другом шесть лет, проходя одним и тем же квадрантом, а потом все вместе перешли на «Тештиго», судно-близнец той же компании «Зоелайн» и с тем же легким грузом, фруктами и зерном, ходили между Испанией, Карибами, Северной Европой и югом Соединенных Штатов. Это было самое счастливое время в его жизни.
Сквозь музыку в наушниках пробивались звуки радио, доносившиеся из патио, где всегда сушилось белье и где допоздна занималась дочка хозяйки пансиона. Она была девушкой угрюмой и совсем не обаятельной, Кой улыбался ей из вежливости, не получая в ответ ни улыбки, ни взгляда. Когда-то – в 1844 году, как утверждала табличка на двери, выходившей на улицу Арк-дель-Театре, – здесь размещались бани, теперь это был дешевый пансион для моряков. Он располагался между старым портом и китайским кварталом, и, разумеете", мамаша, грубоватая дама с выкрашенными в красный цвет волосами, предупреждала дочку с самых юных лет о той опасности, которую представляли для нежного создания постоянные их клиенты, люди неотесанные и бессовестные, коллекционировавшие женщин в каждом порту и сходившие на берег только ради спиртного, наркотиков и более или менее невинных девиц.
Из окна, перекрывая джаз в наушниках, доносился голос Ноэля Сото, который пел «Ночь самбы в испанском порту», и Кой прибавил громкость. Он был в одних трусах, на животе у него лежала раскрытая, обложкой кверху, книга «Капитан войны и моря» Патрика О'Брайена. Но мысли его находились очень далеко от морских странствий капитана Обри и доктора Мэтьюрина. Пятно на потолке напоминало контурную карту какого-то берега, с мысами и бухтами, и Кой мысленно прокладывал курс между двумя точками, сильнее всего выступавшими в желтоватом море потолка. И, естественно, думал о ней.
Когда они вышли из «Боадас», шел дождь. Мелкий, хотя довольно противный, дождь, словно лак, покрыл мостовые и тротуары, в которых отражались отблески огней, и прочерчивал пунктирные линии в снопах света проезжавших автомобилей.
Она, видимо, не боялась, что ее замшевый жакет намокнет, и они шли вниз по аллее, проходившей посередине улицы, между газетными и цветочными киосками, которые уже начинали закрываться. Клоун-мим, стоически выдерживавший изморось, пробивавшую борозды в густом слое белой пудры, и такой печальный, что повергал в тоску прохожих на двадцать метров вокруг себя, посмотрел на них, когда спутница Коя наклонилась, чтобы положить монетку в стоявший перед мимом цилиндр. Она шла так же, как прежде – чуть впереди и поглядывая на тротуар слева от себя, словно предоставляя Кою выбор – идти ли рядом с ней или тихо скрыться. Он украдкой поглядывал на ее профиль между двумя прядями волос, колыхавшихся при ходьбе; и ее темно-синие глаза иногда посматривали на него, будто за взглядом должно было последовать раздумье или улыбка.
В «Шиллинге» народу было немного. Он снова взял голубой джин с тоником, она решила пить только тоник. Официантка Эва, из Бразилии, подала бокалы, разглядывая ее с вызовом, а потом, приподняв бровь, пристально уставилась на Коя, постукивая при этом по стойке длинными ногтями, теми самыми ногтями, покрытыми зеленым лаком, которые три ночи назад совершенно сознательно вонзила в его голую спину. Но Кой только провел рукой по влажным волосам и продолжал улыбаться своей неизменной, тихой и очень спокойной улыбкой, так что официантка в конце концов только прошептала «ублюдок» и тоже улыбнулась, и даже не взяла денег за джин. Потом Кой со своей спутницей сели за столик перед большим зеркалом, в котором отражались бутылки, расставленные на противоположной стене.
Их разговор по-прежнему перемежался долгими паузами. Она была неразговорчива и к этому времени рассказала только, что работает в музее, и лишь минут через пять он понял, что она имела в виду Морской музей в Мадриде. Он пришел к выводу, что она изучала историю, а кто-то, возможно ее отец, был кадровым военным. Кой не знал, связано ли это как-то с ее обликом хорошо воспитанной девушки. Разглядел он и ее сдержанную твердость, и внутреннюю, тайную, уверенность, которая его пугала.
Лишь гораздо позже, когда они уже шли под аркадами площади Реаль, до Коя дошло, что тип с седой косицей так и не возник в их разговоре. Она сказала только, что атлас Уррутии действительно очень ценная вещь, хотя и не уникальная, но Кою так и не стало ясно, приобрела она его для музея или для себя. Да, интересный атлас, уклончиво сказала она, когда он намекнул на сцену между нею и мужчиной с хвостиком, что произошла на улице Консел-де-Сент, да-да, в приобретении таких вещей всегда кто-то заинтересован. Коллекционеры, добавила она, помолчав. Всякие такие люди. Потом слегка наклонила голову и спросила, как ему живется в Барселоне, и было совершенно ясно, что она хочет сменить тему. Кой рассказал о пансионе «Маритима», о своих прогулках в порту, о солнечных утрах на террасе «Универсаля» напротив здания комендатуры военно-морского округа, где, заплатив за кружку пива, можно сидеть три-четыре часа с книгой и плеером.