65 
Гамбоа выпустил струйку дыма в щель между прокуренными передними зубами.
– Ну да, конечно. Оперативная фаза… – Он хитро прищурился. – А что за груз был на «Деи Глории»?
– Хлопок, табак и сахар из Гаваны. И тебе это прекрасно известно.
– Угу. – Гамбоа почесал в бороде. – Как бы то ни было, но если удастся найти корабль и перейти… Как ты сказала? К оперативной фазе, то все будет зависеть от того, что именно разыскивается. Если это документы или что-то недолговечное, то пиши пропало.
– Разумеется, – ответила она с непроницаемым видом, будто играла с ним в покер.
– Бумага размокла, и привет.
– Разумеется.
Гамбоа снова почесал в бороде и затянулся.
– Так же как гаванский хлопок, табак и сахар, верно?
Прозвучало это весьма насмешливо, и Танжер подняла руки, как пай-девочка.
– Так указано в судовой декларации. Она не так уж хорошо сохранилась, но все-таки дает возможность составить довольно точное представление о грузе, который находился на борту.
– Тебе очень повезло, что ты ее нашла.
– Действительно, повезло. Она прибыла с Кубы в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, когда после Парижского договора оттуда вывозились испанские архивы. И попала не в Кадис, где, скорее всего, сгорела бы во время пожара, а в Эль-Ферроль и потом в Висо-дель-Маркес, где я нашла ее в отделе торгового мореходства.
– Большое везение, – снова сказал Гамбоа.
– Я пошла просто наудачу, порыться в архиве, и вдруг – эта декларация. Название корабля, дата, порт, груз, судовая роль.. Все.
Гамбоа не сводил с нее внимательного взгляда.
– Или почти все, – сказал он с подковыркой.
– А почему вы думаете, что на «Деи Глории» есть что-нибудь еще? – задал Кой и свой вопрос.
Явно испытывая удовольствие, Гамбоа улыбнулся и покачал головой.
– А я и не думаю, дружище. Мне достаточно понаблюдать за сей юной дамой… И учесть, что Нино Палермо тоже заинтересовался этим делом. И еще сообразить – а я все-таки много лет в этом варюсь и вообще не вчера родился, – что от прямого перехода Гавана – Валенсия без захода в Кадис сильно попахивает секретной операцией, что бы там ни говорилось в гаванской грузовой декларации, которую каждый может без труда получить в Висо-дель-Маркес. А если еще учесть даты и личность арматора, то становится совершенно очевидно – на «Деи Глории» далеко не все было чисто. Да и этого потопленного корсара можно называть как угодно, но уж никак не простофилей.
Тут директор обсерватории прищурил глаз, рассмеялся и снова выпустил дым между передними зубами.
– И ее, впрочем, тоже, – добавил он, глядя на Танжер.
Она вдруг рассмеялась, совсем так же, как раньше, с той же мягкостью, храня при этом вид интеллигентный, таинственный и заговорщический. Гамбоа совсем не обиделся, казалось, его это развлекает, он был терпим к ней, как взрослый к плохой девчонке, которая почему-то вызывает у него симпатию.
Кой отметил: помимо многого прочего, что она умела, она и смеялась именно так, как надо; при этой мысли он снова почувствовал смутную досаду и неловкость, ощутил себя лишним. Скорее бы мы оказались там, в море, подумал он. Далеко ото всех, наедине, где ей просто придется смотреть только на меня.
Она и я. И какая разница, что искать – золото, серебро, слитки, черта в ступе…
Гамбоа, видимо, понял его состояние и дружелюбно посмотрел на него.
– Я не знаю, что она ищет, – сказал он. – Я даже не знаю, знаете ли это вы. Однако мало есть вещей, которые могут пролежать на дне два с половиной века и не испортиться. Древоядные черви пожирают древесину, железо ржавеет и покрывается отложениями…
– А что происходит с золотом и серебром?
Гамбоа ехидно взглянул на него:
– Она говорит, что не ищет ни золота, ни серебра.
Танжер слушала молча. На мгновение Кой перехватил ее спокойный взгляд – казалось, разговор этот ей не интересен.
– Так что происходит с золотом и серебром? – упорствовал Кой.
– Золото и серебро имеют то преимущество, – объяснил Гамбоа, – что море практически не наносит им вреда. Серебро темнеет, а золото… В общем, золото – это самое лучшее, что бывает на затонувших кораблях. Оно не окисляется, не зеленеет, не теряет блеск и цвет… Его поднимают со дна таким же, каким оно туда попало. – Он снова подмигнул и поглядел на Танжер. – Но мы уже говорим о сокровищах, а это слова запретные. Правильно?
– Никто не говорил о сокровищах, – сказала она.
65 
