86 
Видимо, на борту все-таки есть предатель. Она подложила железный брусок под нактоуз, и каждый раз его расчеты исходят из ложных данных. И если поначалу это было не так уж и важно и даже придавало некоторую остроту игре, то теперь, в виду приближавшегося берега, становилось опасным.
Инстинктом моряка Кой чувствовал, что все сигналы тревоги включены, он так и видел мигание красных лампочек, пока шел вдоль Марина-Бэй, где, неподалеку от взлетной полосы аэропорта, были пришвартованы яхты. С запада дул легкий бриз, он посвистывал в такелаже парусников, и под этот аккомпанемент вела свою речь Танжер. Она рассказывала об изумрудах так невероятно откровенно, с таким спокойствием, словно то была самая будничная тема, которую они уже не раз обсуждали при каждом удобном случае. Не возразив ни слова, она выслушала обвинения Коя, которые он тщательно обдумал по дороге к спортивному порту, где она его ожидала. Когда он исчерпал все аргументы и умолк, глядя на нее с едва сдерживаемым бешенством и требуя объяснений, которые помешали бы ему собрать манатки и убраться восвояси, Танжер заговорила об изумрудах с такой естественностью, словно уже много дней только и ждала этого вопроса, чтобы рассказать ему все. Хотя поди знай, думал он, действительно ли это все – все.
– Изумруды, – сказала она раздумчиво, будто это слово о чем-то ей напоминало. И умолкла, глядя на море изумрудного цвета, раскинувшееся перед ними полукругом залива Альхесирас. Кой еще не успел выругаться в третий раз, когда она заговорила об этом самом драгоценном и самом хрупком камне.
Он действительно самый хрупкий, и в нем реже всего собираются все необходимые признаки – цвет, чистота воды, блеск и размер. Она даже рассказала, что изумруд вкупе с бриллиантом, сапфиром и рубином входит в группу основных драгоценных камней, что так же, как и остальные три, он является кристаллизованным углем и что если бриллиант – бесцветный, сапфир – синий, рубин – красный, то цвет изумруда столь необычен, что этот цвет называют тем же словом, что и сам камень.
Туг Кой остановился и выругался в третий раз.
Это было звучное и крепкое морское ругательство, в котором имя Божье поминается всуе.
– И сама ты лгунья чертова, – добавил он еще.
Она смотрела на него пристально и очень внимательно. Казалось, она взвешивает по одному каждое из этих пяти слов.
Взгляд ее, в отличие от изумрудов, которые она только что так хладнокровно описывала, был тверд, как заостренный темный камень. Она поглядела в конец пирса, где среди других мачт возвышалась грот-мачта «Карпанты» с тщательно закрепленным гротом. Потом снова посмотрела на Коя, но уже другими глазами. Ветерок шевелил ее волосы у покрытых веснушками щек.
– На борту бригантины были изумруды, отобранные на тех рудниках, которые иезуиты контролировали в Колумбии, на месторождениях Мусо и Коскуэс… Из колумбийской Картахены их морем доставили в Гавану, а потом в полной тайне переправили на «Деи Глорию».
Кой посмотрел вниз, на доски причала, и сделал еще несколько шагов. Потом снова остановился.
Взглянул на море. Ветер разворачивал стоявшие в заливе корабли носом к Атлантике. Он покачал головой, словно не соглашаясь с чем-то. Кой был настолько поражен, что никак не мог внутренне признать собственную глупость.
– У изумрудов есть два уязвимых свойства: во-первых, хрупкость, которая повышает риск при огранке, а во-вторых, включения, то есть пятна некристаллизовавшегося угля, что снижает ценность камня. То есть это означает, что камень в один карат может стоить больше, чем камень в два карата, но худшего качества.
Теперь она говорила негромко и почти ласково.
Словно втолковывала урок туповатому ученику.
С ближайшей взлетно-посадочной полосы взлетел военный самолет, на несколько мгновений заглушив ревом своих моторов слова Танжер.
– ..для огранки, которую впоследствии делают мастера. Соответственно, изумруд весом в двадцать каратов без включений – камень редчайший и драгоценнейший. – Она умолкла, а потом прибавила:
– Такой камень может стоить четверть миллиона долларов.
Над морем, на которое смотрел Кой, самолет медленно набирал высоту. На другой стороне залива дымили трубы нефтеперегонного завода Альхесирас.
– На борту «Деи Глории», – продолжала Танжер, – было двести великолепных изумрудов, от двадцати до тридцати каратов каждый.
Она снова помолчала, встала прямо перед ним и пристально на него посмотрела.
86 
