Взгляд Элизабет упал на разодранное знамя, державшееся на дальней стене Бог знает на чем.
– Пошли кого-нибудь снять, – шепотом приказала она. – Не хочу, чтобы оно напоминало о том, что здесь произошло. Не забуду и так.
Служанка импульсивно схватила ее за руку:
– Никто из нас не забудет. А за этим я прослежу.
– Спасибо, Сара. – Элизабет посмотрела на знамя в последний раз и пошла прочь из зала.
А служанка проводила взглядом новую госпожу и смахнула рукавом навернувшиеся на глаза слезы. Если бы она могла принять на свои плечи хотя бы часть бремени, свалившегося на юную девушку!
– Какая несправедливость, – пробормотала она.
Элизабет обернулась на пороге.
– Что ты сказала, Сара? Я не расслышала.
– Просто размышляла сама с собой, скоро ли вы с бароном уедете… – Служанка сказала первое, что пришло ей в голову. Она понимала, что такие вопросы ей задавать не пристало, но больше не хотела говорить о трагедии.
Вопрос застал Элизабет врасплох. До этого ей в голову не приходило, что придется покинуть Монтрайт. Здесь был ее дом. Но отъезд, и скорый, в самом деле был весьма вероятен. Ведь владения Джеффри – больше и главнее Монтрайта.
– Сама не знаю, – ответила она служанке. – А где мой муж, Сара? Надо спросить у него.
– Сегодня утром не видела, – отозвалась седовласая женщина. – Может быть, во дворе? Или в воинской палате? Хотите, пошлю туда Хэммонда?
Хотя Элизабет свободно ходила по замку, женщинам строжайше запрещалось заглядывать в солдатские покои этажом ниже под большим залом.
– Не беспокойся, найду.
Но это было проще сказать, чем сделать. Элизабет пересекла двор, но спрашивать никого не стала. Несколько рыцарей возились с бочкой с песком, и она заинтересовалась, что они собираются делать.
– Бочки через равные промежутки установят на выступе у верха стены, – с готовностью объяснил рыжеволосый оруженосец Джеральд.
– С какой целью? – не поняла Элизабет.
– Видите ту, что уже на стене? – Голос у юноши был оглушительно громким, и Элизабет показалось, что свой вопрос он рявкнул ей в самое ухо.
Элизабет кивнула.
– И заметили, как она установлена на камнях? – Шумный энтузиазм оруженосца откровенно веселил девушку.
– Да, но зачем?
– Между камнями можно развести огонь и разогреть песок до такого состояния, что он станет похож на текучее солнце.
– И что тогда? – не могла сообразить Элизабет.
– Тогда железными дисками его можно метать вдоль стены и наносить противнику серьезный урон… если кто-нибудь опять соберется полезть.
По выражению лица оруженосца Элизабет поняла, что тот слегка разочарован и ожидал большего восторга.
– Никогда не слышала о подобном оружии. Оно в самом деле так действенно?
– Да, миледи. Расплавленный песок нещадно прожигает тело. А если удачно попасть, можно сразу ослепить врага.
– Довольно-довольно, – прервала Элизабет оруженосца. Ей представилась слишком жуткая картина. К тому же она почувствовала, как воодушевился юноша, и поняла, что он мог говорить до бесконечности. – Ты меня убедил.
Оруженосец, поклонившись, улыбнулся. Элизабет поблагодарила его за любезные объяснения, а сама подумала, что он похож на ее ручного ястреба – так же гортанно выплевывает фразы.
Она продолжила поиски мужа, но не нашла нигде. Зато с удовольствием заметила, что все хижины отремонтированы – покрыты свежей, душистой соломой и обнесены ивняком, прутья которого дополнительно укрепляли стены. В этих жилищах заключалась самая основа жизни замка. И хотя по меркам других имений постройки были немногочисленны и невелики, в них селился работный люд, который обеспечивал любые нужды владения. В одной жил кожевенник, в другой пекарь – здесь были две печи и глиняный очаг, в третьей на многочисленных насестах и в клетках били крыльями ловчие соколы. В следующем ряду обосновались плотник и свечник. Последняя хижина стояла особняком и была больше других. По мнению отца она была самая главная. В ней работал кузнец, здесь хранился запас металла, и здесь же изготовляли оружие.
Дальше, под самой стеной замка, притулились бойня и пивоварня, где делали пиво на меду. Хотели поставить пресс для изготовления вина, но так и не успели при жизни отца.
Элизабет не могла припомнить, когда в последний раз платили ремесленникам. Отец давал им еду и деньги. «Теперь, наверное, за это отвечаю я», – подумала девушка. Из их жалованья изымались суммы на содержание стражи, за жилье и сожженные свечи, которые аккуратно подсчитывала Дайм Уинслоу. Жена свечника не умела писать. Но ее способ вести учет был вовсе не хуже. Каждый раз, когда она давала свечу какому-нибудь ремесленнику, то бросала камешек в его чашу. Когда подходил день платежа, приносила все чаши отцу, и он считал, с кого сколько причиталось. «Кому теперь всем этим заниматься?» – недоумевала Элизабет. Вот еще вопрос, который следовало задать мужу.