60 
Стоявший позади Лусинды Соломон наклонился и прошептал ей на ухо:
— Вы там хотите сидеть? Прямо у окна?
— Да у нас и выбора особого нет. И потом, если кто-нибудь за нами следит, он увидит нас, где бы мы ни сели.
— Согласен.
Он кинул взгляд на залитую солнцем, оживленную улицу. Как будто соглядатаев не было, но кто знает?
Официант широким жестом выдвинул кресло для Лусинды, и они сели, Соломон едва поместился между подлокотниками кресла из гнутой древесины. Официант, говоривший по-английски с акцентом, перечислял блюда дня, но Соломон не слушал. Он смотрел на Лусинду, повернувшуюся к нему в профиль и внимавшую официанту, и любовался ее высокими скулами и изящной линией подбородка.
Она сказала официанту, что будет есть рыбу, и Соломон попросил себе то же самое: вместе с Лусиндой он готов был проглотить даже пиранью. Официант поспешил на кухню.
Поставив на пол и сумочку, и портфель, Лусинда сказала:
— Итак, мистер Гейдж, вот и совместный ланч. Что дальше?
— Пожалуйста, зовите меня Соломоном.
— Уж очень длинно. Как вас называют друзья?
Он помолчал.
— Соломоном. Хотя не могу сказать, что у меня много друзей.
— Вы необщительный человек?
— Я все время работаю. И живу за городом, поэтому у меня не так уж много знакомых.
— Живете в Приюте Головореза?
— А вы свое домашнее задание выполнили.
— Совершенно верно. Но мне не следовало об этом говорить. Мы ведь условились не упоминать Шеффилдов.
— Там красиво, это я могу сказать. Озеро, форелевый ручей и секвойи. Чистая вода и чистый воздух.
— Звучит чудесно.
— Это один из главных плюсов моей работы. Но там очень уединенно.
— А как же личная жизнь? — спросила Лусинда.
— Я много бываю в городах, особенно в Сан-Франциско. Иногда у меня случаются свидания. Но Приют Головореза — мой дом с двенадцати лет.
— С двенадцати? Не рано ли вас запрягли?
— Я тогда там не работал. Работала моя мать. Она была секретаршей Дональда Шеффилда.
— Она больше у него не работает?
Он покачал головой:
— Два года спустя она погиба в автокатастрофе…
— Простите.
— Мне было четырнадцать, и Дон взял меня к себе, дал образование, чтобы потом сделать своим помощником. С тех пор, за исключением лет, проведенных в колледже, я живу там, а работаю с совершеннолетия.
— Неудивительно, что вы так верны ему.
— Да, — угрюмо ответил он.
Не нарушает ли он эту верность, находясь здесь? Что подумает Дон?
Тревога, должно быть, отразилась на его лице, потому что Лусинда сказала:
— Еще не поздно уйти отсюда.
— Нет-нет, все в порядке.
Лусинда, не глядя на него, развернула салфетку.
— Как вы развлекаетесь? В вашей глуши?
— Рыбачу. Плаваю в озере. Совершаю пробежки по лесу.
— Похоже, вы и качаетесь.
— Немного.
— И это ваше представление о развлечениях?
— Ну, как я сказал, место это крайне уединенное.
— Мистер, вы понятия не имеете, что значит развлекаться. По-моему, Дональд Шеффилд навязал вам как ваше образование, так и вашу нынешнюю жизнь. Как насчет ночных клубов? Ужинов в ресторанах? Кино? Вечеринок?
Соломон пожал плечами:
— У меня не так уж много времени…
— Вам придется изыскать время. Иначе вы будете работать, пока на смертном одре не скажете: «Куда ушла моя жизнь?»
Соломон кивнул. В последние недели он много думал о том, на что тратит свое время. Веселыми эти мысли он не назвал бы.
— Когда в последний раз, — спросила Лусинда, — вы были в отпуске?
Отвечать ему не хотелось, он даже не знал, что отвечать. Спас его официант, прибывший с подносом, нагруженным тарелками, соусниками и стаканами воды со льдом. Он поставил тарелки на стол, болтая с Лусиндой по-испански. Соломон немного по-испански говорил, но это был кубинский диалект, и он ничего не разобрал. Лусинда улыбнулась официанту и скосила глаз на Соломона, словно смакуя шуточку, которую кубинец отпустил в его адрес. Забавно, но Соломон ничуть не возражал.
Еда пахла восхитительно. Здоровенный кусок жаренной на углях рыбы занимал большую часть тарелки Соломона, наряду с жареным подорожником и гарниром из черной фасоли.
Как только официант удалился, Соломон спросил:
— Вы постоянно здесь бываете?
— Это близко от суда, — ответила Лусинда. — И пахнет домом. Но я не могу обедать здесь всегда. Вредно для талии.
60 
