Особенно,... 
27 
Рассказывают, что это Эдди Мясник поработал над телом Майкла Мэрфи: разделал его, будто свинью, а куски распихал по мусорным мешкам и разбросал по всему городу.
Кроме мужского органа. Его он засунул в картонку из-под молока, чтобы показывать всем в квартале — пусть никто не сомневается, что произойдет с тем, кому вздумается выкинуть какой-нибудь фокус.
И никто ничего не может поделать, ведь Эдди связан с Мэттом Шихэном, а Шихэн под защитой Семьи Чимино, так что вроде как неприкасаемый.
Прошло уже полгода, а О'Боп до сих пор горюет по другу.
И все твердит: не по справедливости поступили с Мэрфи.
— О'кей, может, им пришлось убить его, — рассуждает О'Боп, — может быть. Но потом? Зачем ходить и всюду показывать его член? Нет, это неправильно. Так не по-честному.
Бармен Билли Шилдс вытирает стойку — возможно, первый раз в жизни, — очень уж он разнервничался, слушая, как парнишка поносит Эдди Мясника. И все трет и трет стойку, будто готовится проделать на ней хирургическую операцию.
О'Боп ловит на себе взгляд бармена, но это не остужает его пыла. Ведь О'Боп с Кэлланом целый день обсуждали этот вопрос, шатаясь вдоль реки Гудзон, то затягиваясь травкой, то угощаясь пивом, так что если они и не в отключке, то сказать, чтоб в полном разуме, тоже нельзя.
А О'Боп все говорит и говорит.
Прозвищем О'Боп наградил его Кении Мэхер. Как-то ребята в парке играли в уличный хоккей, а когда прервались на отдых, к ним вприпрыжку подбежал Стиви О'Лири, так тогда его еще звали, и Кении Мэхер, оглянувшись на него, заявил: «Тебя нужно звать Боп».
Стиви никакого неудовольствия не выразил, совсем не обиделся. Ему ведь сколько тогда было? Пятнадцать? И то, что его заметили, да еще придумали прозвище парни постарше, польстило ему. И поэтому он только улыбнулся и спросил: «Боп? А почему Боп?»
— Потому что ты так ходишь, — объяснил Кении. — Подпрыгиваешь на каждом шагу, типа как мячик — боп, боп.
— Боп, — повторил Кэллан. — Мне нравится.
— Кому какое дело, что тебе нравится? — роняет Кении.
Тут вмешивается Мэрфи:
— Что за имечко такое дерьмовое для ирландца? Гляньте на его волосы. Огненно-рыжие. Встанет на углу, так все машины затормозят. А гляньте на его бледную рожу и веснушки. Ради всех святых, какой он вам Боп? Боп [39] только негры играют. А он что, черномазый? Да я в жизни белее парня не видал.
Кении призадумывается.
— Значит, нужно на ирландский лад? О'кей. Как насчет О'Бопа? — произносит он с ударением на первое «о».
И прозвище прилипает.
Так вот О'Боп никак не может уняться насчет Эдди Мясника.
— Я про что, хрен раздери этого парня, — гнет он свое. — Что ж, если он в связке с Мэтти Шихэном, так может творить, что его душе угодно? Да кто такой, на хрен, этот Мэтти Шихэн? Какой-то богатенький старик-пьянчуга! Ирлашка, все еще хнычущий за пивом о Джеке Кеннеди! И я должен уважать такого козла? Пошел-ка он подальше! Пускай оба подальше катятся!
— Охолони, — советует Кэллан.
— На хрен их! То, что вытворили с Майклом Мэрфи, не по-честному.
Он еще ниже горбится над стойкой и, насупясь, отхлебывает пиво.
А минут через десять входит Эдди Фрил.
Эдди Фрил — настоящий громила.
Заметив О'Бопа, он орет:
— Эй, борода с хрена!
О'Боп не поднимает головы и не оборачивается.
— Эй! — опять вопит Эдди. — Я к тебе обращаюсь. Ведь на твоей башке будто борода с хрена. Такая вся кудрявая и рыжая.
О'Боп медленно повернулся:
— Чего тебе?
Говорить он старается вызывающе, но Кэллан чувствует — его приятель боится.
А почему нет? Кэллан и сам боится.
— Слыхал я, — говорит Фрил, — у тебя ко мне какие-то претензии?
— Нет. Никаких претензий, — бормочет О'Боп.
Это, думает Кэллан, правильный ответ. Да только Фрилу этого мало.
— Потому как ежели есть, так вот он я.
— Нет. Нет у меня претензий.
— А я слыхал, — настаивает Фрил, — есть. Слыхал, ты шатаешься по кварталу и треплешь своим помелом, будто у тебя претензии по поводу того, что я сделал.
— Нет.
Не будь такой убийственной жары, на том оно, может, все и закончилось. Или будь у Лиффи кондиционер, может, все обошлось бы. Но кондиционера не было, а работала всего пара вентиляторов под потолком, круживших клубы пыли и дохлых мух на своей карусели.
О'Боп фактически уже был изничтожен, его яйца, считай, на полу валялись, и не к чему было его дожимать, но Эдди — тот еще садист, а потому он выкрикнул:
27 
