- Барон, я могу задать вам вопрос?
Я кивнул.
- Как поживает сеньорита Элина? Ее дядя отказывается что-либо объяснить, и управляющий Смэйт говорит, что ничего не знает.
Он выдохнул:
- Она с графом Кодуэллом? Она его любит?
Видно было, что парень переживает. Я вздохнул: ну вот, еще один.
- Не могу ничего сказать, сеньор Рейли. Граф любит эту девушку, а отвечает ли она взаимностью - не знаю.
Мне вдруг безумно захотелось увидеть сеньориту. И одновременно - оказаться где-нибудь подальше от нее. Например, на своей родине.
Прошло несколько недель. Наследник оказался милым ребенком. Мы с ним нашли общий язык моментально. Мальчишка смотрел на меня с обожанием, мечтал научиться драться так же, как я, и прикладывал для этого все силы. На тренировках я не мог им нахвалиться.
Вскоре я узнал, что герцог дает большой бал и приглашает все знатные семейства. Я попросил разрешения навестить графа.
- Поезжайте, барон. Только напомните кузену о его обещании. Он говорил, что прибудет на следующий праздник со своей невестой.
Я помнил, что Мэтт рассказывал, как герцог обожает устраивать личную жизнь своих подданных. Только вот что будет делать мой друг? Насколько я знаю, у него совсем нет желания связывать себя брачными узами. Похоже, хитрец попал в расставленные им же самим сети.
Я подошел к комнате Мэтта и не сразу сообразил, что там происходит. Манекенщица была в единственном экземпляре, да и зритель только один. Но то, что происходил смотр нарядов, было очевидно.
Я некоторое время стоял в темноте коридора и наблюдал. Потом не выдержал и шагнул через порог. В глазах сеньориты плеснулась радость. Свое восхищение я попытался погасить. Вряд ли это понравилось бы графу.
Мэтт тут же отослал Элину в ее комнату. Сказал, что решит позже, что взять с собой.
Когда девчонка вышла, я с любопытством спросил:
- Что здесь у вас происходит?
Мэтт небрежно махнул рукой:
- Готовимся к поездке на бал. Хочу, чтоб она затмила там всех.
Я с изумлением уставился на друга: он что, действительно с ума сошел? Ко двору приглашены самые знатные семьи. Как воспримут надменные аристократы племянницу купца, хотя и очень богатого? Я недолго вращался в их среде, но основные законы уяснил прекрасно. Не дай мне герцог титул барона, и вход во многие гостиные был бы заказан. А уж притащить с собой незнатную любовницу - значит, просто плюнуть в лицо обществу.
Я осторожно намекнул об этом приятелю. Тот сцепил руки в замок и хрустнул пальцами:
- Придется им с этим смириться.
Я подумал, что если Мэтту хочется бросить вызов окружающим, то это, конечно, его дело. Но не навредил бы девчонке.
Пообедали мы с графом вдвоем. После к нам присоединился мужчина в наряде горожанина. Как я узнал, это был знаменитый живописец.
Граф велел позвать сеньориту Элину и предупредить, чтобы она надела тот наряд, который ей доставили утром.
Сеньорита появилась в платье для верховой езды. Можно сказать, оно было похоже на ее старое, но сшито было из более дорогой материи и щедро украшено драгоценными камнями. К платью прилагался плащ такого же цвета, отделанный мехом.
При появлении девушки у художника вырвался вздох восхищения. Кажется, не только граф рассматривал ее, как произведение искусства.
Мэтт довольно улыбнулся:
- Ну, как?
Я еле смог ответить:
- Она восхитительна. Я очарован.
Приятель пристально взглянул на меня:
- Если бы ты ответил иначе, я перестал бы тебе верить.
Не знаю, понял ли я точно, что он хотел этим сказать. Похоже, с графом Кодуэллом нужно держать ухо востро. Особенно, когда это касается сеньориты Элины.
Мы спустились во двор. Там даме подвели ее кобылу, и мы снова ахнули. Лошадь блестела, хвост и гриву расчесали так, что был виден каждый волосок. Сбрую украшали такие же драгоценные камни, как и наряд Элины.
Граф поднял сеньориту и усадил в седло. Думаю, от этого зрелища сжалось не одно мужское сердце. Я видел, какие взгляды бросали в сторону красавицы находившиеся во дворе воины.
Мэтт довольно оглядел живописное зрелище и бросил художнику:
- Трудитесь, маэстро.
На рассвете я покинул замок графа. Не хотел еще раз столкнуться с Элиной. Видеть ее и знать, что она никогда не будет моей, становилось все труднее и труднее. Лучше не испытывать судьбу.