10 
– В ней вся моя жизнь.
– И это мы знаем, – согласился Камерон. – Но нас больше волнуешь ты.
Джон круто развернулся. Его лицо, искаженное гневом, налилось краской.
– Волнуйтесь за себя! Боитесь, что я оступлюсь и все вам изгажу?
– Такая мысль приходила нам в головы, – кивнул Камерон.
– Джон, мы не можем позволить тебе роскошь рехнуться и все провалить, – добавил Престон.
– Не тревожьтесь, не рехнусь.
– Ладно-ладно, – отмахнулась Даллас. – И вот что я предлагаю. Джон скажет нам, когда понадобится помощь. Договорились?
– По рукам, – буркнул Джон.
Приятели сочли за лучшее оставить скользкую тему и до конца вечера обсуждали следующий проект.
Они продолжали встречаться пятничными вечерами, по предпочитали обходить молчанием нарастающую депрессию Джона. Да и никто не знал, что с этим делать.
Прошло три месяца. Наконец Джон сорвался. Он больше не мог вынести страданий Кэтрин, и, кроме того, его финансовое положение было весьма шатким, что, разумеется, казалось ему совершенным абсурдом, если вспомнить о миллионах, лежавших на счету «Соуин-клуба». Миллионах, которых они не имели права коснуться еще пять лет. Он объяснил, что страховка покрывала только жалкую часть расходов на лечение Кэтрин и если его жена протянет еще немного, от ее трастового фонда не останется ни цента, и он окончательно разорится. Если, разумеется, приятели не позволят ему снять часть средств со счета клуба.
– Все вы знаете, как мне нужны деньги, – запротестовал Камерон, – с этим разводом и прочими расходами. Но если мы снимем деньги сейчас и не закроем сразу весь счет, значит, в бумагах останутся сведения, и Служба внутренних доходов…
– Знаю, – перебил Джон. – Это слишком рискованно. Мне не следовало об этом упоминать. Я что-нибудь придумаю.
В следующую пятницу во второй половине дня они встретились в своем любимом баре «У Дули». За окнами хлестал дождь, гремел гром, из динамиков несся голос Джимми Баффетта, певшего о Маргаритавилле, и в общем шуме Джон перегнулся через стол и прошептал вслух свое тайное желание.
Он хотел покончить с собой и изощренной пыткой, терзавшей его день и ночь.
Друзья были потрясены и возмущены, упрекали и журили его за столь крамольные и безумные мысли, но вскоре увидели, что их увещевания не помогают, наоборот, только усиливают его страдания и горе. Резкие слова сразу же сменились участливыми. Чем они могут помочь ему? Что ни говори, а выход всегда найдется.
Они продолжали беседовать, сгрудившись за столиком в углу бара, склонив друг к другу головы, пытаясь отыскать самое приемлемое решение в этой невыносимой ситуации. Позже, уже к полуночи, после долгих споров один из них набрался храбрости высказать то, что было на уме у остальных. Бедной женщине уже вынесен смертный приговор. Если кто-то и должен покинуть этот свет, так именно она, несчастная страдалица.
Если только…
Потом ни один из них так и не вспомнил, кто именно озвучил предложение убить Кэтрин.
Три пятницы подряд они обсуждали эту возможность, но как только дебаты закончились и вердикт вынесли, обратной дороги уже не было. Решение принято единогласно. Все так же отчетливо и ясно, так же очевидно, как высохшая кровь на белом ковре.
Они не считали себя монстрами, не признавали, что все их мотивы вызваны одной алчностью. Нет, они всего лишь интеллектуалы, добившиеся невероятного успеха, работавшие усердно и тяжко, ведущие игру по суровым правилам. Рисковые ребята, внушающие страх посторонним той властью, которую приобрели за последнее время. Их знали как крутых типов, у которых все схвачено, – репутация, которая крайне им льстила. Но несмотря на всю спесь и дерзость, ни у кого не хватало мужества назвать тот план, что они собирались осуществить, его настоящим именем – убийством, поэтому они предпочитали именовать его «событием».
Они и в самом деле были круты, учитывая, что «Дули» находился всего в сотне метров от участка Восьмого района новоорлеанского департамента полиции и преступление задумывалось в окружении детективов и полицейских. Пара агентов ФБР, прикрепленных к полицейскому департаменту, тоже иногда заходили в бар, заодно с начинающими поверенными, надеявшимися завести полезные связи в этом известном местечке. Полиция и судебные адвокаты считали бар своим персональным пристанищем, как, впрочем, изведенные работой и отсутствием денег интерны и лечащие врачи «Черити хоспитал» и Университета Лойолы. Правда, эти слои общества редко общались друг с другом. «Соуип-клуб» тоже держался в стороне. Его члены обычно сидели в углу.
10 
