— Ты хочешь сказать, у нас наступили трудные времена? — спросил он. Они пережили подростковые трудности Раффи, который, как казалось Брунетти, оставался подростком примерно до своего двадцатилетия. Неужели теперь все это придется испытать с Кьярой?!
— С девочками все по-другому, — утешила Паола, вытирая руки полотенцем. Она налила себе немного граппы и прислонилась к раковине.
— А в чем разница?
— Они возражают матерям, а не отцам.
«Хорошо это или плохо?» — задумался Брунетти.
Она пожала плечами:
— Это заложено в генах и в культуре, так что, хорошо это или плохо, но мы ничего не можем с этим поделать. Мы можем лишь надеяться, что долго это не продлится.
— А недолго — это сколько времени?
— Пока ей не исполнится восемнадцать.
Паола сделала еще один глоток, и они вместе стали придумывать, как бы облегчить себе родительскую каторгу.
— Давай отправим ее в монастырь, к кармелиткам. Пусть поживет там до совершеннолетия.
— Боюсь, не получится, — вздохнула Паола с деланым сожалением.
— Как ты думаешь, арабы именно потому отдают своих дочерей замуж еще совсем девчонками? Чтобы избежать неприятностей переходного возраста?
Паола вспомнила небольшую, но весьма неприятную сцену, которую Кьяра устроила этим утром, настаивая на необходимости иметь собственный телефон, и ответила убежденно:
— Я уверена в этом.
— Неудивительно, что люди говорят о мудрости Востока.
Она повернулась и поставила свой стакан на дно раковины:
— У меня еще осталось несколько работ, которые нужно проверить и выставить оценки. Не хочешь посидеть со мной и узнать, что твои греки делали по пути домой, пока я буду проверять?
Благодарный Брунетти встал и последовал за Паолой по коридору в ее кабинет.
15
На следующее утро Брунетти вынужден был сделать то, что делал крайне редко: подключить к своей работе одного из своих детей. Раффи нужно было идти в университет только к одиннадцати, а накануне он встречался с Сарой Пагануцци, поэтому к завтраку явился сияющим и веселым — в это время он редко бывал таким. Паола еще спала, а Кьяра была в ванной, так что на кухне отец с сыном были вдвоем.
— Раффи, — начал Брунетти, с аппетитом надкусывая свежую бриошь, — Раффи успел сбегать в ближайшую булочную. — Ты знаешь людей, которые продают у нас наркотики?
Раффи замер с булочкой в руках, не донеся ее до рта:
— У нас?
— В Венеции.
— Наркотики — в смысле сильнодействующие или легкие — вроде марихуаны?
Хотя Брунетти был слегка обеспокоен тем, что Раффи сделал такое различие, небрежно бросив фразу «легкие — вроде марихуаны», он ничего не стал спрашивать, только уточнил:
— Тяжелые наркотики, в частности, героин.
— Это ты из-за того студента, который умер от передозировки? — поинтересовался Раффи и, видя удивление отца, открыл «Газеттино» и показал заметку.
Брунетти обратил внимание на помещенную рядом с текстом фотографию размером не больше почтовой марки: юноша с темными волосами и глазами, узнать его было невозможно. С тем же успехом это мог быть и Раффи.
— Да, из-за него.
Раффи разломил остатки своей бриоши, один кусочек обмакнул в кофе.
— Ходят слухи, — нехотя признался он, — что в университете есть люди, которые могут достать такой товар.
— «Люди»?
— Студенты. Или, скажем так, — произнес он после минутного размышления, — люди, которые только числятся в списках студентов. — Он оперся локтями о стол и поднял чашку, обхватив ее ладонями, — этот жест он унаследовал от Паолы. — Ты хочешь, чтобы я поспрашивал?
— Нет! — отрезал Брунетти. Не успел сын отреагировать на категоричность его тона, как Брунетти добавил: — Я только хотел представить себе общую ситуацию — любопытно, что люди говорят. — Он уже расправился с булочками и допивал кофе.
— Брат Сары учится на факультете экономики. Я мог бы спросить еще и у него.
Искушение было велико, но Брунетти отклонил предложение:
— Нет, не беспокойся. Это не так уж важно.
Раффи поставил чашку на стол:
— Я не интересуюсь этим, ты сам знаешь, папа.
В его голосе слышались уверенность и достоинство взрослого человека. «А может, он просто хочет уверить меня, что он уже мужчина и я не должен о нем беспокоиться?» — подумал Брунетти.
— Рад это слышать, — сказал он вслух. Потянулся через стол, потрепал сына по руке и, поднявшись из-за стола, подошел к плите.