*
Рокавей — длинная песчаная отмель близ Бруклина, на каждом конце которой угнездилось по деревушке. Теоретически это часть Квинса, хотя по ощущению скорее Бруклин: сюда можно попасть по Флэтбуш-авеню — зигзагообразной дороге, которой пользуются уже больше трехсот лет, с тех пор, как голландские фермеры перегоняли по ней на рынок свиней и коров, и по сей день, когда здесь можно встретить пакистанца, везущего сделанные во Вьетнаме поддельные карбюраторы для БМВ, которые механик с Ямайки поставит на автомобиль, принадлежащий нигерийцу. Будущее Нью-Йорка часто видится в многокультурном коктейле Бруклина и Квинса, еще задолго до того как вы доберетесь до Манхэттена. Однако Рокавей с давних пор — типично итальянский и ирландский, расположенный на отшибе; главными здесь были полицейские и пожарные, державшиеся более-менее отдельно друг от друга. В восемнадцать лет он однажды провел там пустые выходные — пил, бегал туда-сюда, гонял на машине по пляжу. Он тогда сходил с ума по девчонке, чье имя теперь уже забыл, но куда больше интересовался успехами своей бейсбольной команды, игравшей в летней лиге. Когда-то он был неплохим принимающим, хорошо держал удар. Но его, как и большинство американских подростков, совершенно не трогали людские страдания и вообще весь остальной мир. В других частях света мальчишки раньше становились мужчинами и рвались навстречу своей судьбе. Однажды в Сомали, в Могадишо, пятнадцатилетний парень наставил ему в лицо автомат АК-47 китайского производства, пока мальчишки помладше растаскивали воду, медикаменты, продукты, моторное масло, таблетки для очистки питьевой воды, детскую одежду и три десятка раций с механическим приводом. Рэй два дня нагружал грузовик — и в три минуты тот оказался разграбленным. Парень заставил Рэя лечь на землю и, когда его шайка довела дело до конца, выстрелил в песок рядом с его головой. Затем он ушел. Рэй не спеша, растягивая удовольствие, встал, но прежде ему пришло в голову вырыть пулю, что он и сделал: она ушла в песок пустыни на фут. Пуля еще не остыла, и он в почти религиозном восторге приложил ее к губам, сам не зная почему. На следующий день, вернувшись в лагерь на пустом грузовике, он узнал, что парня, который держал его под прицелом, изрубила на куски конкурирующая банда, похищавшая у них припасы.
Здесь и сейчас, призвал себя Рэй, будь здесь и сейчас. Не позволяй призракам прошлого тебя преследовать. Он свернул к Рокавею, Атлантика оказалась справа. О Ричи ему известно лишь то, что он, возможно, выкачивал из сливных резервуаров Квинса те самые нечистоты, которые потом попали в стоки под одной из бруклинских парковок.
Не так уж много, чтобы заметно продвинуться. Но уже кое-что.
Рокавей означает «укатиться качаясь»: судя по названию, это отдаленное место, где можно поставить кресло-качалку на берегу океана. Так оно и есть. На Сто двадцать третьей улице стояли большие старые дома, обшитые вагонкой, каждый — на тесном участке земли. В такие места большие семейства любят уезжать на лето: дети весь день на пляже, а папа на заднем дворе возится с барбекю. Он заметил зеленую ассенизаторскую машину «Вика», стоявшую у тротуара, проехал мимо нее, нашел, где припарковаться, и вернулся пешком. Рядом с машиной стоял крупный мужчина в рабочем комбинезоне, со светлым ежиком волос, держа в руках толстый резиновый шланг, автоматически наматывавшийся на катушку.
— Привет, — сказал Рэй, подходя. — У вас найдется минутка? Я живу за две улицы отсюда. Неприятная история. Спустил в унитаз обручальное кольцо.
— Такое сплошь и рядом бывает, — ответил мужчина. — Серьги, часы, зубные протезы. Все, что угодно.
Рэй ощутил непонятное беспокойство.
— И как мне его получить назад?
— Позвоните нам, мы приедем, откачаем.
Рэй сделал вид, что рассматривает шланг, кольцами ложащийся на свое место.
— У вас там фильтр, куда попадает всякая всячина?
Ричи покачал головой:
— Тогда бы у нас шланг то и дело забивался разным дерьмом, которое спускают в унитаз. Вернее, как раз не дерьмом, если вы понимаете, о чем я.
Рэй кивнул.
— А быстро наполняется такая машина?
— За день-два. В этом мире дерьма хватает.
— Неплохая машинка, скажу я вам.
— Я ее называю дерьмовозом.
— И в него влезает?..
— Там на борту написано — восемь тысяч галлонов, но мы стараемся не заполняться под завязку. А то он становится слишком тяжелым. Трудно подниматься в горку. Да и подъездную аллею раздолбать можно.